— Неправда! — от возмущения Фай дернулся всем телом. — Когда тебя заставляют, это не считается. Это все не в счет. А сегодня ты сам полез к женщине. Предложил себя. Я слышал.
— Так ты и подслушивал, и подглядывал?
Фай смутился.
— Просто в этом сарае очень тонкие стены и щели между досками огромные.
— Да-да, а у тебя чересчур хорошие слух и зрение.
— Не переводи тему. Зачем ты все это делаешь? Зачем катишься по наклонной? Ведь еще есть шанс вернуться домой и завести семью с нормальной женщиной.
Нормальной женщиной? С эльфийкой, Фай имел в виду? Эвера передернуло, когда он представил, что отказывается от Иданн, горячей, живой, яркой Иданн, и обручается с какой-нибудь холодной красавицей из своего народа.
— Моя прежняя жизнь кончена. В Троелевстве у меня нет будущего. Если правда о случившемся в плену всплывет, пострадаю не только я, но и та дева, которую я успею взять в жены. Которую запачкаю собой. Ее собственная репутация и репутация ее семьи будут погублены, меня же отправят проходить ритуал. А я, пожалуй, не хочу умирать. — И Эвер снова с нежностью взглянул на Иданн.
— Никто не узнает. — Фай словно пытался убедить в этом самого себя. — Никто ничего не узнает. Правда не выйдет наружу. Это все останется нашей тайной.
Эвер тяжело вздохнул.
— Не хочу до конца своих дней жить в страхе и лжи.
— Главное, не злить Светлоликую. — Заметив, что его руки трясутся, Фай спрятал кисти под мышками. — А ты злишь. Своим поведением ты доказываешь, что законы Троелевства справедливы: если эльф лишился чести, то и дальнейший его удел — распутство. Ты этому прямое доказательство. Наверняка решил, что терять тебе нечего, и пустился во все тяжкие. А может, тебе даже понравилось то, что с тобой творили в лагере этих грязных варваров?
— Да как ты смеешь!
Каждым злым обвинением Фай словно бил Эвера ножом. Будто Эвер сам не думал об этом, не прокручивал в голове одну и ту же болезненную мысль: только шлюхи позволяют трогать и целовать себя до свадьбы. При этом Иданн он шлюхой не считал, а вот себя — да. Пришел к ней добровольно, разрешил к себе прикоснуться. Целовал ее. Сам. И ведь прямо, открытым текстом пообещал драконице близость. Когда-нибудь. В будущем. Но пообещал! Был готов и даже на полном серьезе собирался разделить с ней постель. До брака. А как иначе, ведь эйхарри не согласится стать его женой — на это и рассчитывать не стоит.
— Она бросит тебя. — У Фая был талант избивать словами. — Поиграется и бросит. Возьмет все, что ты сможешь ей предложить, и отправится искать новую жертву. А тебя оставит с невыносимым осознанием того, как низко ты пал.
— Тебе-то какое дело? — Эвер угрюмо отвернулся к стене.
Иданн согласилась на «всерьез и надолго», но надолго – это не навсегда, да и можно ли верить обещаниям Чудовища из Сумрака? Что, если Фай прав? Отдаст он эйхарри всего себя, преподнесет на блюдечке, а она попользуется и выкинет его, пресытившись, словно ненужную вещь. Как потом он станет собирать себя по кусочкам?
— Своим поведением ты бросаешь тень и на меня, — Фай буравил его осуждающим взглядом. — Я, в отличие от некоторых, домой хочу. Я в Эллианну влюблен уже много лет и собирался сделать ей предложение до всего этого. Ради нее только и примкнул к «Несогласным». Чтобы впечатление произвести. Чтобы ее сердце покорить. Отец ее и брат погибли на войне, и она ненавидела захватчиков всей душой.
До утра никто из них больше не проронил ни слова. Спустя какое-то время из угла, в котором сидел Фай, донесся шорох, и Эвер понял, что сородич готовится ко сну. Ему тоже нужно было отдохнуть перед дорогой, но недавний разговор крутился в голове заевшей мелодией.