– Здорово, – говорит Анка, когда я умолкаю. – Ты часто о ней думаешь?
Я стараюсь не думать, отчаянно стараюсь забыть. Я не могу.
– Да, – признаюсь я. – Постоянно, подолгу и по много раз в день.
– Тяжко?
– Да. Тяжко.
– Может быть, тогда и тебе, – Анка поворачивается ко мне корпусом, – подчистить память?
– Нет, – отвечаю я. – Ни за что. Лучше уж на переплавку или за пригорок.
Память и ненависть – все, что у меня осталось. Я не откажусь от них, пока жив. Усмехаюсь мысленно: следует говорить «пока мертв».
Аникушка возвращается на третий день – с блестящим корпусом, новыми траками и на полную заряженными батареями.
– Ремонтники говорят, затевается что-то, – делится новостями Аникушка. – Они там к начальству ближе. Пополнение к нам поступило, говорят, по всему фронту. С Южного, которого, дескать, вообще больше нет.
– Как это больше нет? – подает голос Анка.
– Не знаю. Может быть, мы и вправду замирились там с косорылыми. А еще вчера понаехали какие-то шишки, из живых. Выряженные чуть ли не в лунные скафандры. Суют носы во все щели. В общем, наверняка что-то затевается.
Я пожимаю механическими сочленениями. Новостями нас не балуют, да нам они по большому счету и безразличны. Если ты давно умер, поневоле станешь безразличным к тому, что происходит в мире живых. Затевается, значит, затевается, мы тут для того и сидим, зарывшись в землю, чтобы участвовать в чужих затеях.
На следующий день на профилактику отправляюсь я. Сколько же траншей здесь отрыто, думаю я, пробираясь извилистыми петляющими ходами сообщения в тыл. А подземелий под ними еще больше: бункеров, складов, штабов, убежищ. Прямо-таки город мертвых, в буквальном смысле притом.
В тылу меня встречает Сержант, мы спускаемся в мастерские. Обыкновенно шумный и развязный, сегодня Сержант почему-то молчалив и серьезен. Я смотрю на него – верткого, тощего, вдвое меньше меня ростом, в разы более подвижного и маневренного.
– Что-то не так, Сержант? – спрашиваю я.
Он не отвечает. Сержант один на шесть или семь боевых расчетов, воинской специализации у него нет – стандартный киборг-универсал. Интересно, за какие заслуги его в Сержанты произвели.
– Ты вот что, Андрей, – говорит Сержант, когда двери мастерской разъезжаются перед нами. – Будут что спрашивать, отвечай: всем, мол, доволен. Для твоего же блага, понятно тебе?
– Нет, – удивляюсь я. – Непонятно. С чего бы это меня стали спрашивать?
Сержант останавливается в дверях.