А потом еще раз ощупал предмет в траве и понял, что это голова не скакуна, а его собственная, Степашкина голова: с развесистыми хрящами ушей, мягким еще налобным гребнем и совсем еще детскими щечными пластинками. Кровь лилась сквозь пальцы, и Степашка вдруг понял, что так и надо, что именно так было задумано и устроено: чтобы век от веку лилась кровь и уходила глубоко-глубоко в землю, как в том сне, и чтобы там смешивалась с кровью братьев и родителей, и получалось большое-большое болото черной крови. А когда-нибудь после все сгорит в железных кузнецах. И снова все повторится по кругу.
Евгения Данилова
Вербовщик
Весна пришла в город незаметно. Почистила обочины от серых ошметков снега, расчертила дворы рыжими глинистыми дорожками ручьев, сбрызнула кроны деревьев салатной краской набухших почек. Только ветер оставался по-прежнему холодным северным.
Аннет вытащила из-за ворота пальто волосы и небрежно заколола их в пышный хвост «крабиком». Заколка была куплена на пятничном развале у торговца с хитрыми черными глазами. Стоила она недешево, но Аннет не раздумывала ни минуты. Позолоченный «крабик» с сине-зелеными искусственными камнями, шершавыми, как придорожные валуны, перекочевал в ее сумку. Такого цвета в ее городе почти не было.
Лоренсу заколка не понравилась.
– Зачем она тебе?! Лучше бы на свадьбу откладывала. – Он злился и смешно морщил высокий лоб.
Свадьба была второй большой проблемой после Марка.
Марк появился в жизни ее матери осенью, когда Аннет поступила в выпускной класс. Высокий, угловатый, со змеистым шрамом на подбородке и сбитыми костяшками пальцев. Поговаривали, что вернулся он
Когда Марк увидел «крабик», он впервые ударил Аннет. Не больно, но страшно. А потом сорвал с ее волос заколку и выкинул с балкона. В «крабике» осталось несколько светлых волосков. Ночью Аннет тихонько выскользнула из квартиры и побежала на улицу. Ступени холодили босые ноги. Аннет испачкала в земле подол рубахи и порвала рукав, пока ползала в палисаднике. Заколка висела, зацепившись за ветку шиповника, неярко поблескивая в свете фонарика. С тех пор Аннет носила заколку в сумке, надевая только на улице.
– Ты слишком легкомысленна. – Лоренс сидел на перекладине и опять хмурился. – Тебе нужно думать о будущем.
Аннет раскачивалась на детских качелях с выломанной доской и разглядывала заколку. Сине-зеленые камни напоминали ей глаза мамы. Такими они были до тех пор, пока не появился Марк. Лоренс злился, пыхтел и морщил веснушчатый лоб. Аннет закрыла глаза, подставляя лицо холодному ветру. Ветер трепал волосы, пытаясь вырвать их из цепких зубьев «крабика». Ветер пах вчерашним борщом, стираным бельем и плациндами. Послышались удаляющиеся шаги. Лоренс даже топать умел обиженно.
– Сейчас не стоит ходить без шапки.
Аннет открыла глаза. Лоренса рядом не было. Перед ней стоял чернявый мужичок с золотым зубом, посверкивающим из-под усов.
– Весна еще холодная, можно простудиться. – Мужик легко перемахнул через перекладину и сел на место Лоренса. На дубленой коже руки мелькнул якорек.
«Вербовщик», – мысленно ахнула Аннет.
Про вербовщиков в городе знали все. Вербовщики приходили в город весной. Разговаривать с ними было опасно.
– Мне домой пора. – Аннет боком сползла с качелей и отступила к подъезду. Под ногой хлюпнуло, и в правом ботинке противно намокли пальцы.
– Почти море, – хмыкнул вербовщик, кивнув на лужу, в которой стояла Аннет. – Хочешь, я расскажу тебе про море?
Глаза у вербовщика были пронзительного сине-зеленого цвета.