Гостиная выглядела типично для петербургского доходного дома средней руки.

Неудобная мебель модного и непременного в последнее время, как снег зимой, стиля модерн с сероватой обивкой, расставленная с претензией на уютность. Угол занимало пианино. Которое, сейчас, надо признать, никого из присутствующих не интересовало, так как у них имелось более интересное занятие. Прибывший на днях из Москвы присяжной поверенный Извеков, Сергей Маркович, рассказывал последние новости и слухи о самодержце всероссийском. Сергей Маркович состоял в том слое людей, которые создают в империи скромный, но солидный фон для блистания звезд света и полусвета. Такие как он заполняли кресла в театрах, нижние трибуны во время скачек, ужинали и завтракали в модных, пусть и не всегда дорогих ресторанах, подписывались на популярные газеты и заказывали платье у дорогих портных, и в целом составляли то, что называлось «обществом». Манеры его были уверенны и свободны, взгляды — либеральны и даже где-то революционны, поскольку ныне это было модно, но все в пределах допустимого тем же обществом уровня фронды.

— … Да, господа, можете мне не верить, но сам Сергей Александрович в полном недоумении и раздрае чувств! — как «истинный демократ» Сергей Маркович опустил титул московского генерал-губернатора, но все и так поняли о ком идет речь. — После ужасного самодурства ЕГО, в Севастополе, никто не может знать, что воспоследует дальше. А ОН, говорят, сидит, как сыч, в Александрии и чего-то ждет.

— Сергей Маркович, а что на самом деле в Севастополе происходило? Расскажите нам, коль вы все знаете наверняка, — попросил его один из собеседников, тоже присяжной поверенный, но менее известный, чем Извеков.

— Да, да, просим — поддержали его еще несколько голосов.

— Как вы знаете, — горделиво заметил Сергей Маркович, — у меня есть знакомства в кругах…, - все промолчали, но кое-кто подтвердил слова юриста утвердительным наклоном головы, — так вот… они рассказывают, что ОН не только потребовал вывести зимой суда в плавание, что не имеет прецедентов. Но еще и заставил стрелять по мишеням в бурном в сию погоду море! А когда из-за этого случились поломки в орудиях… — он замолчал, нагнетая обстановку, словно на рассмотрении дела в суде. Дождавшись единодушной заинтересованности собеседников, даже дам, которых до того больше волновала новость об охлаждении между августейшими супругами, Извеков продолжил, — ОН вошел в неистовство и, как рассказывают, по прибытии в порт кричал на адмирала Тыртова, словно на мальчишку. И выражения при сем использовал, более подходящие извозчику, — переждав бурю удивления и негодования, юрист снова овладел вниманием слушателей. — Наблюдающих же за строительством «Ростислава» повелел понизить в должностях и штрафовать на суммы ремонта орудий.

Поднявшийся снова шум прервал самый молодой из присутствующих. Он сравнительно недавно закончил заведение на Фонтанке[3], но чувствовал себя среди своих коллег вполне уверенно. Такое поведение было вполне понятным, если учесть, что у него, по слухам, был неплохой покровитель из Государственной Канцелярии. А сам Михаил Пафнутьевич Гаврилов занимал уже серьезную должность столоначальника у Витте, в Министерстве Финансов.

— Однако, как мне написал мой двоюродный брат, — который, как многим было известно служил как раз на «Ростиславе», — матросики и даже механики им очень довольны. Брат пишет, что государь самолично соизволил одеть на себя простое рабочее платье кочегара и участвовать в работах по ремонту механизмов. И даже отстоял некоторое время кочегаром у котла, чтобы, как он выразился, «почувствовать работу».

— Шокинг, — вырвалось по-английски у одной из дам.

— Неужели сие прилично владыке шестой части Земли? — удивился еще один собеседник.

— Неужто ОН вообразил себя своим великим предком? — спросил кто-то из гостей.

— Вольно же ЕМУ воображать себя Петром Первым, — скривив губы, заметил Извеков. — С ЕГО умениями и навыками полковника средней руки…

— Точно так-с, всего лишь изображать, а не быть, — подтвердил еще один собеседник. И спросил Гаврилова. — Михаил Пафнутьевич, а как ваш министр на сии непредвиденные траты реагировал?

— Сергей Юльевич, запросил личной аудиенции и, говорят, будет просить государя более таковых причуд не исполнять и денег, коих в российской казне не хватает на более важные вещи, по-пустому не тратить…

Обсуждение неожиданных новостей продолжалось, в то время как по этой же улице мчался, нахлестывая коней, извозчик. Проскочив несколько доходных домов, заполонивших с недавних пор улицу, он притормозил лошадку у парадного подъезда одного из них. Вышедший из саней человек был мрачен и хмурен сильнее, чем петербургское небо.

— Жди здесь, — коротко бросил он «ваньке»[4].

— Слушаюсь, Вашсиясь[5], - ответил тот с неистребимым рязанским акцентом.

— Вот и слушайся, — проворчал себе под нос мужчина и вошел в парадное, где его уже ждал привратник. Кроме всего прочего, пассажир, да надо признаться, и кучер, чувствовали себя неловко. Морскому офицеру неприлично было ездить на столь дешевом извозчике, но что поделать, если ни одного лихача поймать не удалось. За «неимением гербовой», пришлось ехать по-простонародному…

Через полчаса из парадного уже вышли двое, на ходу перебрасываясь короткими фразами, и извозчик устремил свою повозку к порту. Командование Балтийского флота учло урок, преподанный в Севастополе коллегам, и сейчас собирало офицеров со всех сторон к своим экипажам.