Выдохнув, Михаил доложил: «Господин штабс-ротмистр, господа офицеры, представляюсь по случаю присвоения очередного воинского чина! Поручик гвардии Гаврилов!». Присутствующие дружно выпили за нового поручика. И быстренько расселись за столом, закусывая, чем послал бог в лице расторопного денщика и помогавшего ему артельного пулеметчиков.

— Здравствуйте, дачники,

Здравствуйте, дачницы,

Летние манёвры уж давно начались…

Гаврилов, слегка уже осоловевший от выпитого, не заметил, откуда у Оболенского появилась в руках гитара. Первый куплет ставшей вдруг популярной в полку песни, переделанной кем-то из драгунских офицеров из инженерной «Съемки», корнет пропел соло. Но припев и второй куплет подхватили все:

— Гей, песнь моя, любимая,

Цок-цок-цок —

По улице идёт Драгунский полк.

Сапоги фасонные,

Звёздочки погонные,

По три звезды, как на лучшем коньяке… [7]

Михаил как-то незаметно для себя погрузился в полусон, полуявь, навеянные выпитой водкой. Вспомнился разговор с Государем, его неожиданные, но весьма точные вопросы. Выслушав Гаврилова, царь не упустил возможности поговорить и с нижними чинами, после чего, уходя, заметил, что он весьма рад встретить в армии столь хорошо подготовленный отряд. Слышавший эти слова штабс-ротмистр Сиверс только подмигнул прапорщику. Позднее не только он, но и остальные офицеры, и пулеметчики, и знакомые из стоящих рядом эскадронов, поздравляли Гаврилова, намекая на ждущие его награды и прочие милости от Государя. Однако в ближайшие дни ничего не произошло. А потом, за тягучими военными буднями, неустроенным бытом и боями, пусть и не столь ожесточенными, как первый, воспоминания о встрече с Императором как-то потускнели и отошли на второй план. Затем флот одержал решающую, как говорили, победу и бои вообще сошли на нет. Японцы, отрезанные от своих островов, сдаваться, однако, не спешили. Русская же армия сил для генерального боя и наступления пока не имела ни на корейском направлении, ни у Дагушаня. А подкрепления и припасы поступали по Великому Сибирскому пути слишком медленно. Как заметил кто-то из армейских остряков, Маньчжурская армия попала в ситуацию «охотника, поймавшего медведя». Того самого охотника, который медведя поймал, но отпустить-то не может, так как медведь его не пускает… В общем, Гаврилов понял, что ни Государю, ни начальникам сейчас не до какого-то прапорщика и смирился с этим. Но два дня назад на стоянке полка, отведенного, как и вся кавалерия, в резерв, появился посланец из штаба армии. И вот вчера командир полка лично поздравил Михаила с царскими наградами — анненским крестом и неожиданным производством в чин поручика…

— Не умеет молодежь пить.

— Шпак, что с него взять. А ведь этот еще из лучших.

Неожиданно донесшийся до него шепот заставил Гаврилова напрячься. Но ссориться не хотелось, тем более в такой, во всех остальных отношениях хороший день.

— Лагеря кончаются,

Парочки прощаются,

До чего короткая военная любовь…

Внезапно гитара, прощально прозвенев струнами, замолчала, песня прервалась. У входа в фанзу поднялся какой-то непонятный шум, заставив Михаила очнуться и осмотреться вокруг. У двери стояла тройка незнакомых офицеров, явно только что проделавших немалый путь на лошадях, судя по их виду.

— Извините, господа, что мы помешали вашему веселью. К сожалению, мы несколько уклонились от своего маршрута, — заговорил стоявший первым, высокий и стройный, смутно знакомый Гаврилову штабс-ротмистр.