Книги

Спасти Москву! Мы грянем громкое Ура!

22
18
20
22
24
26
28
30

Поначалу Семен Федотович заподозрил, что полученная им от царя телеграмма сыграла здесь свою роль, но потом понял, что ошибся — матерый моряк всеми силами пытался устроить Машу поудобнее и относился к ней с чисто отцовской заботливостью.

Утром «Ермаковых» пригласили позавтракать в кают-компанию, причем, к великому удивлению танкиста, с ними пригласили и Остолопова, и тот не скрывал своего удовлетворения.

Как потом понял Фомин из разговоров, на флоте царил удивительный порядок — командир корабля не имел права без приглашения приходить в кают-компанию, дабы не смущать своим присутствием господ офицеров в высказываниях, порой могущих быть нелицеприятными.

За все происходящее здесь, как и за порядок на корабле, отвечал исключительно старший офицер, на которого сыпались все огрехи — да и сами моряки называли эту хлопотливую должность «собачьей».

Удивительные порядки!

Сама офицерская кают-компания на «Беспокойном» оказалась маленькой — два кожаных дивана, между ними длинный стол, прикрепленный к палубе, да втиснутое к переборке пианино. Вообще, на эсминце совершенно не оказалось предметов, которые не были бы намертво к чему-либо прихвачены болтами или приклепаны, да оно и понятно.

Не имелось также и роскоши в виде ковров, занавесок, каких-либо безделушек или деревянных предметов — все предельно прочное, из железа или стали, практичное, функциональное, к ремонту пригодное и, главное, не ломающееся.

Почти как в танке…

— Господа, минуточку внимания!

Старший офицер говорил громко, как и все — мощный рев турбин идущего полным ходом миноносца изрядно давил на уши, вызывая глухоту, так что приходилось повышать голос, дабы быть услышанным.

— Позвольте от лица кают-компании выразить восхищение нашей очаровательной гостье. Мария Александровна, мы просто счастливы познакомиться с вами на борту нашего «Беспокойного» и искренне надеемся, что и у вас останутся самые хорошие и теплые воспоминания от этого небольшого путешествия.

Восхищенные взгляды, которыми молодые моряки смотрели на жену, неожиданно пробудили в душе Семена Федотовича ревнивые нотки, но тут же погасли — положа руку на сердце, он и сам восхищался своей второй половинкой.

Маша надела традиционный для казачек наряд, простой, но чрезвычайно эффектный — длинная юбка с вышитой кофточкой, толстая, с руку, коса переброшена на плечо — спасибо тем медикам, что не остригли ее наголо на той заснеженной станции.

Сейчас он как никогда осознал, откуда идет у казачек эта хищная степная привлекательность, статность, понимание собственной красоты. Кровь поколений здесь перемешана, ведь возвращаясь из походов, казаки зачастую привозили своих жен — наиболее привлекательных восточных полонянок, взятых на саблю.

— Благодарю вас, господа! — Маша горделиво подняла подбородок. — Я, признаться, не ожидала, что вы встретите так радушно. Ведь к присутствию женщины на корабле, как я знаю, моряки относятся неодобрительно, согласно давним неписаным традициям?

— Напрасно, Мария Александровна, нас в этом упрекать. Сии предубеждения идут с тех времен, когда по морю ходили на парусах!

— Ваш корабль мне очень понравился, господа. Правда-правда. Норовистый и быстрый, я думаю, он полностью достоин своего имени. И гордится вами так же, как и вы им! Думаю, что мой муж, имеющий под командой свой боевой «корабль», точнее выразит наши общие ощущения.

Взгляды всех собравшихся дружно скрестились на Семене Федотовиче, и под ними он почувствовал себя несколько неуютно. Если на жену смотрели с нескрываемым восхищением, то на его изувеченное, багровое от ожогов лицо с участливой жалостью, сквозь которую проступал страх самим стать такими же.

Да и подспудно думали, наверное, что «уроду» несказанно повезло жениться на красавице — «И что это она в нем нашла?»

Зато на широкую грудь Фомина, увешенную двумя десятками орденов, крестов, знаков и медалей, взирали с нескрываемым интересом, ибо награды на кителях у моряков были гораздо скромнее — два-три ордена, в лучшем случае. Лишь у командира эсминца знаков доблести было чуть больше, включая редчайший среди офицеров Георгиевский крест, да на шее пламенел орден святого Владимира 3-й степени с мечами.