– Чего?
– Да-да, – поспешил поправиться тот. – Из грядущего.
– Так, значит, выращивать овощ будут в грядущем? – хмыкнул Донской, щелкнув ногтем по банке, и его спутники задорно рассмеялись.
– Да нет, князь, – тоже улыбнулся пенсионер, представляя себе эту картинку. – То для хранения. Как кадка. Насобирал с осени да по банкам закатал. Как надо что, открыл одну – вот тебе и харч или закуска. Оно, видишь, дело какое: банка-невеличка; так в ней испортится ничего не успеет, пока открыта.
– Уж больно крупна моркошка у тебя, – недоверчиво посмотрел он на разложенные на столе дары. – А посудина дивная, – князь задумчиво взял в руки опустошенную банку. – Нерукотворна! – с восхищением покрутив наполовину опорожненную склянку, прошептал он. Затем, ловко подковырнув уплотняющую резинку, принялся сосредоточенно мять ее. – Не сыромятина, – наконец подтвердил он.
– Да какая там сыромятина?! – как мельница, замахал руками Булыцкий. – И слово такое забудут! Все попеременится! И сейчас Москва велика, да через семь сотен лет разрастется, что поле ухоженное. За день не пройти насквозь будет. И вширь и ввысь! Каждый дом, что башня Вавилонская; в небеса упирается. И по столице ездить телеги самодвижные начнут, чтобы люд успевал куда потребно. Народу, что мошки, будет! Как на отмости все выйдут, так что река нескончаемая.
– А ораву такую как прокормить? Где же смердов столько набрать? А земель у князя откуда столько? А бояр?
– И про смердов забудут, и про бояр. Вернее, как: забудут? – подумав, поправился он. – Оно вроде переиначится все, да суть все та же останется. Один землей владеет, другие распоряжаются, ну а работать – смерды… Оно только упорядочится все; как в рати доброй станет: у каждого дело свое. Кто скотину выращивать, да не по одной-двум головам, а десятками, а то и сотнями. Кто землю вспахивать, да не клоками да заплатами посреди леса, а полями бескрайними, что море размером.
– Врешь! А как враг нападет, куда скотину всю девать? Колоть?! Так пока переколешь такую прорву, уж и неприятель подойдет! А соли где, солонину-то делать? Не напасешья! Так погниет скотина вся, смердеть будет! Вот тебе и хвори. Так и врагу брать город такой не надо! Сами передохнут. А не колоть – так тебе же и хуже. Врагу на радость: для осады вот тебе и мясо! Так, в город, что ли?! Так если один приведет – не беда! А если с десяток хозяев за стенами укрыться решат, это же как смердеть все будет? Да и лесу сколько погубить надо, чтобы обгородить крепость такую?! А осветить как?! Это же лучин надо сколько?! Немудрено, что поля у тебя как моря! Повырубят все на лучины одни-то! А ратников на стену такую откуда? Частокол без ратников – пустое.
– Там уже и не укроешься, – мрачно отвечал старик. – Случись чего, люд друг друга не саблями да стрелами сечь начнет, а зарядами огненными. Огнем поливать земли неугодные начнет, да так, что и не дотянешься до такого. Стрелы с горящими хвостами: ракетами назовут их. Как на землю такая падает, так и скудельница[42] с курганом[43] вот тебе готовая. А что рядом окажется, так живота лишится или поранено будет. И друг на друга не ратники пешие пойдут да конники, а машины непобедимые, которым и стена не стена, и забор не забор. А что под них попадет, так с землей сровняно будет. А кто и дальше пойдет: хвори на соседей напускать, жизни их лишая да земли отравляя на долгие лета. Тут уже никакая стена не спасет; оно потому и забудут про крепости с частоколами неприступными.
– Да как же без стен-то? А люд лихой? А чужеродцы? Что это значит: кто возжелает, так всем внутрь можно, хоть бы ты и днем, а хоть бы и ночью?
– Всякого будет вдоволь, – кивнул головой преподаватель, – и лихого и доброго люда. И чужеродцев. Да по мне, коли с помыслами добрыми, так и добро пожаловать, – пожал он плечами.
– Так, говоришь, – насупился Дмитрий Иванович, – огнем небесным да хворями окаянными жечь друг друга будут, да? Так что земля потом мертвая, так?
– То и говорю, – согласился Булыцкий.
– Брехня! – возмутился Владимир Андреевич. – Какой князь земли убивать будет, хоть бы и врагов своих? А хабар откуда? А дань? А наместников куда ставить?! На земли отравленные, что ли? Да как князья такое допустить сподобятся? Им же на землях потом жить да дружины в бой вести.
– Князья те из детинцев[44] своих на погибель рати свои слать будут. Им бояре да холуи[45] рассказывать будут, что там происходит на полях брани. Да и хабар другим брать будут, а не мастеровым людом, шкурами или золотом…
– Да напраслина все!
– Да почему?
– Холуй, пусть и самый скорый, добежит пока, оно уже переладится сколько раз все.
– Не будут, князь, бегать уже. Вон как, – протянул он свой телефон собеседникам, – разговаривать будут. А может, за дверью от тебя или в княжестве другом, а мне все нипочем. Перед тобой ответ могу держать, что мы сейчас с тобой.