Она дернулась, как будто от удара.

– Извините, уже поздно, и мне давно пора уходить. – Она поднялась. – Мне никогда не отблагодарить вас за спасение от тех мужчин. И пожалуйста, передайте мою благодарность мистеру Стивенсу за великолепный обед.

– Я провожу вас. – Ник поднялся.

После короткого молчания она торопливо ответила:

– Нет-нет, большое спасибо. Мое... я живу в нескольких шагах отсюда и теперь чувствую себя в полной безопасности. Те мужчины давно ушли, я уверена в этом.

– Вы слишком горды, – мягко сказал он.

Она некоторое время молчала, затем произнесла:

– Вы тоже без средств? Потому тоже вынуждены ночевать на берегу?

Он на миг прикрыл глаза. Боже милостивый, она ночует на берегу! Он покачал головой.

– Нет, это мое желание. В последнее время я чувствую себя несколько... скованно в помещении, и поскольку погода такая замечательная, мне захотелось переночевать под открытым небом. – Его рот насмешливо скривился. – Должен добавить, моих людей не слишком это вдохновляет.

Он состроил гримасу.

– Считайте это пресыщением цивилизацией. Когда я был в армии, ночевки под открытым небом были обычным, каждодневным делом. Полагаю, мне захотелось... – Его голос смолк.

Что он пытается воскресить? Свою молодость? Так он еще молод. Или же эго способ убежать от неумолимого будущего? Игра в свободу, которой на самом деле у него нет?

Он знал, что поступает правильно. Остаться в Англии и наблюдать, как снова умирают материнские мечты, – это выше его сил.

– Значит, вы не оставите меня моей потрепанной гордостью и песчаным дюнам? – тихо спросила она.

Он покачал головой:

– Нет, хотя ваша гордость ничуть не потрепана, мисс Меррит. – И заметил более непринужденно: – Но если говорить о песчаных дюнах, то со мной, полагаю, здесь безопаснее и удобнее. – Она все еще колебалась. Он добавил прозаично: – Я не собираюсь оставлять вас без защиты, так что даже и не пытайтесь возражать. – Спазм боли пробежал по его лицу.

Она нахмурилась.

– Что случилось?

– Ничего. Просто голова болит. – На лбу у него внезапно образовались глубокие складки, и он говорил так, словно каждое слово давалось ему с трудом.