Она налила кофе из белого фарфорового кофейника, стоявшего на газовой горелке. Айзи взял чашку и попытался отпить жидкость, но она была слишком горячей. Он отставил чашку в сторону и произнес:

— Пусть остынет.

Айзи повернулся к девушке и обнял ее. Ему нравилось прижиматься к большому бюсту медсестры, которая никогда не оказывала серьезного сопротивления. Но на сей раз она заявила:

— Не заводись!

— В чем дело? У тебя месячные? — спросил он, напрягая память.

— Миссис Риан.

— Что она сказала?

— Свои обычные слова. Об интернах. Только на этот раз она упомянула конкретно тебя.

— Она ревнует! — сказал Айзи. — Я говорил тебе, что она пыталась прижать меня в чулане, где хранится белье?

— Старая леди Риан? — удивилась молодая медсестра.

Поняв, что он шутит, девушка засмеялась. Айзи воспринял это как сигнал к действию. Он принялся засовывать руку между двумя верхними пуговицами ее накрахмаленного белого халата, чтобы добраться до грудей, считавшихся самыми твердыми в больнице.

— Не надо! — запротестовала она.

Айзи едва не отказался от своих намерений, но девушка тихо объяснила:

— Мне предстоит носить этот халат еще два дня.

Она расстегнула верхнюю пуговицу.

Айзи сунул руку под халат и прикоснулся к большой теплой груди — девушка никогда не носила лифчика. Ее сосок начал реагировать. Когда Айзи ввел язык в рот девушки, сосок стал твердым. Он вытащил грудь из халата, начал целовать ее. Через несколько мгновений она прижалась к нему с такой силой, что ему стало трудно дышать.

Другой рукой он принялся расстегивать остальные пуговицы халата.

Наступил момент, когда они оба поняли, что следует сделать. Все происходило без слов.

Он отпустил ее; его переполняло предвкушение. Она запахнула халат, выглянула в коридор, чтобы убедиться в том, что там никого нет, и выскользнула за дверь. Выждав несколько секунд, он повторил ее маневр.

Оказавшись в абсолютно темном чулане с чистым бельем, среди полок со свежими наволочками, простынями и полотенцами, он снова принялся целовать ее груди. Сбросил с ее плеч комбинацию. Девушка осталась обнаженной по пояс. Айзи сожалел о том, что в чулане темно, он не мог полюбоваться ее великолепными грудями, доставлявшими радость его рукам и губам.