Его духовное величие

Почтенной внешностью своей отец Афанасий напоминал древних отцов Фиваиды. Видевшие его, видели, что сей «несть от мира сего» (Ин. 18:36). Все добродетели древних подвижников, казалось, отразились в его лице, имевшем очень характерное выражение.

Выражение лица его поражало. На нем отобразились неизменно мир и покой. Оно оставалось таковым, даже когда отца Афанасия оскорбляли. Когда случалось, что кто-либо уязвлял, бранил его, он никогда ничего не говорил ни чтобы пожаловаться, ни чтобы защититься.

На советах старшей братии бывали случаи, когда некоторые из отцов огорчали его своим поведением. Однако он оставался спокойным, не выказывал ни малейшего раздражения. Но шел, освободившись, в храм и погружался в чтение псалмов, облегчая этим усталость душевную. Превыше всего ставил он терпение и миролюбие. Пытаясь передать ученикам своим дар молчания, часто говорил: «Молчанием спасаются от больших бед».

Он обладал способностью избавлять души от беса скорби — этого ужасного беса, ввергающего людей во тьму отчаяния. «Как моль ест одежду, а червь мебель деревянную, — говорят святые Отцы, — так печаль разъедает душу человека».

Однажды один Иеромонах из Нового Скита очень сильно терзался от этого искушения и дошел до такого состояния, что убоялся совершать Литургию. В последний раз, когда он еще служил, то едва смог окончить службу Идя в Григориатскую обитель к своему духовнику, ожидал он самого сурового наказания. Однако отец Афанасий понял, что отца Иеромонаха душит мертвая хватка отчаяния, и разрубил сразу же эту удавку.

«Слава Богу! — Сказал он. — Этого я и хотел, чтобы монахи, приходящие на исповедь, были такими смиренными. Смиренными и осознающими свое ничтожество. Радуюсь за тебя, и епитимья, которую назначаю тебе, — это с завтрашнего же дня начать совершать Литургии».

Бесчисленное множество душ обрело мир и душевный покой под его епитрахилью. Он всю жизнь свою принимал исповеди в той же епитрахили, которую получил при рукоположении в сан.

Согласно православному преданию, иметь божественную благодать могут даже вещи, созданные человеком. Так получилось, что и эта епитрахиль Батюшки тоже стала носительницей благодати. В наши дни она хранится в келии одного монаха в Григориате, который особенно почитает отца Афанасия и даже носит его имя. Временами она источает благоухание. Несколько раз ее возлагали на головы некоторых из братии, страдающих от скорби и беспокойства, и те немедленно обретали мир в душе.

Отец Афанасий и даже все вокруг него было средоточием мира и радости.

Отец Афанасий был очень внимателен в своих высказываниях. Уста его никогда не открывались д ля осуждения ближнего. Когда кто-нибудь из его учеников либо на исповеди, либо в разговоре случайно упоминал об ошибках других, он резко того обрывал.

Он говорил: «Других оставь в покое, а думай лучше о себе. Будь далек от осуждения; осуждение — это огнь попаляющий».

У него было огромное самообладание. В критические моменты он всегда оставался хозяином положения. По окончании своего игуменского служения, когда понимал, что сменившему его необходима была помощь, брал обычно своих помощников, шел с ними к новому Игумену, и всегда ему удавалось вдохновить того своим мужеством.

В отношении с ближними он выказывал большую доброту и мягкость. Отец Афанасий ко всем относился с уважением. Даже к самым молодым монахам монастыря не обращался только по имени, но всегда — «отец».

«Однажды ему нужен был подсвечник, — рассказывал немолодой уже отец экклезиарх, — и он не стал сам его брать, но смиренно попросил у меня. «Но, Старче, — сказал я, — зачем Вы меня просите? Вы — игумен, Вы все можете брать сами». — «Нет, чадо, — ответил он, — не думай так. В том, за что ты отвечаешь, ты сам игумен»».

Не выносил он, когда другим приходилось ждать его. Когда еще был игуменом, то у одного монаха, согласно монастырскому уставу, было послушание прислуживать ему и прибирать его покои Отец Афанасий старался не переутруждать этого монаха и частенько сам заботился о своих помещениях и о разных своих нуждах.

Простота и скромность были его драгоценными качествами С годами он становился все проще. Душа смягчалась и стала почти детской. Эти детская невинность и простота, которые столь ценит Господь, являются отличительными качествами святых.

Его скромность проявлялась во всем. Став игуменом, он должен был переехать в предназначенные игумену помещения, но не захотел расстаться со своей простой кельей и, не смотря на уговоры отцов, предпочел остаться в ней.