– А? Чего? У кого? – наполнил улицу нестройный хор.

– Да Бурей кабанчика колет! Сам! – задорно просветила всех молодуха с расположенного через улицу подворья.

– А отчего так рано? И откуда знаешь, что сам? – хрюкнула невесть откуда взявшаяся неопрятная бабёнка.

– Вижу! – гордо сообщила ей молодуха. – Поди, сама у него спроси, чего ему вздумалось!

– А ты чего через забор высунулась, бесстыжая?! Небось, подол уже задрала! Хахаля себе выглядываешь?! – Неряха, возмущенно смерив взглядом задорную молодку, враз запамятовала и про Бурея, и про кабанчика и сорвалась на визг. – На моего глаз положила, мочалка?! Я тебе зенки твои блудливые повыцарапаю, потаскуха!

Сучок с интересом наблюдал за бабьей перебранкой, не забывая, однако, поглядывать на Алёнино подворье, ожидая появления хозяйки. И дождался.

– Безлепа, уймись! – Оказывается, Алёна умела гаркнуть не хуже воеводы.

– А тебе что, больше всех надо?! – огрызнулась скандалистка. – Тоже мне, честна вдова – перед каждым задом вертишь и с любым готова!..

Вывести из равновесия Алёну ей не удалось. Та и бровью не повела, только почти ласково промурлыкала в ответ:

– Лушка, я ведь сейчас вся вылезу, – и сделала вид, что собирается выйти на улицу.

Баба мгновенно метнулась ко входу в неприметный проулок и завизжала уже с безопасного расстояния:

– Кончанские! Чтоб вам всем! Бабы – потаскухи, мужи – полудурки, а над всеми Бурей!

– Хрр… – раздалось вдруг с подворья, где принял мученическую смерть кабанчик. Судя по запаху, его уже палили.

Лушка мгновенно заткнулась на полуслове и стремительно, как крыса в кусты, юркнула за угол. У остальных участников действа вдруг тоже объявились неотложные дела, требующие их немедленного присутствия. Сучок остался один на улице.

«Это кто ж всех тут так шуганул? Попрятались, будто медведь на ярмарке с привязи сорвался… Такое веселье испортил, засранец!»

Плотницкий старшина обернулся на виновника «торжества» и обомлел. Не диво, что все разбежались!

«Вот это да-а! Это кто? Или что? Видывал хари, но такой… Чисто лешак! Его мамаша что, с медведем согрешила? Красавец, ети его!»

Страхолюдный горбун меж тем осмотрел поверх забора опустевшую улицу, удовлетворенно хмыкнул и вроде бы собрался слезать, как заметил Сучка и стоящую возле калитки Алёну – единственную из односельчан, не рванувшую прятаться от соседа.

– Ы? – горбун решил не утруждать себя членораздельной речью.

– Здравствуй, дядька Серафим, – Алёна с уважением поклонилась. – Ты кабанчика колешь?