— Милон с людьми ушел?

— Пока нет, сиятельный.

— Пока. — Клодий криво усмехнулся. — Злишься на меня?

— Нет, доминус. Такого нельзя было угадать. Ведь Гай столько лет твой клиент.

— Да, печать была как настоящая. Почерк при письме на воске подделать ничего не стоит.

Они, не сговариваясь, повернулись и посмотрели на Этруска.

— А ну, иди сюда! — Голос Клодия звучал тихо, но был как лед, даже Зосиму стало не по себе.

Этруск подошел. К полным его губам прилипла фальшивая улыбка.

— Ты подделал печать?

— О чем ты, доминус? — Этруск растянул рот еще шире. — Да я никогда…

— Ты подделал печать на письме, что доставил сегодня Гай, — уже без тени вопроса в голосе продолжал Клодий.

— Доминус… Клянусь! Да я за тебя умру! — Этруск рухнул на колени. — Да я…

— Мерзавец! — ринулся к нему Полибий. — Я видел, как ты разговаривал с Гаем. — Гладиатор схватил раба за шею, будто хотел задушить.

— Я же не знал! — захрипел Этруск. — Гай сказал…

— Отпусти его! — приказал Клодий. — Ну, так что тебе сказал Гай?

— Что случайно сломал печать на письме по дороге. Сказал, что ты рассердишься. Умолял выручить. Двадцать сестерциев обещал.

Полибий сорвал с пояса Этруска кошелек и высыпал содержимое на скамью. Пять денариев.[17] И еще какие-то медяки.

— Ты нас продал, скотина, — прохрипел Полибий и отшвырнул пустой кошелек. — Что с ним делать? — Гладиатор ударил провинившегося раба пониже поясницы.

Тот рухнул на грязный пол.

— Пусть соберет деньги. Они — его, — сказал Клодий. — Он еще понадобится.