В этом же мире они просто спасли жизнь другому человеку. Пит Харрис неподвижно лежал между ними, не в силах пошевелиться после удара головой о покрытый плиткой пол. Его окружали чьи-то руки и ноги, и все, что он видел, — хаос и смерть; все, что он ощущал, — тупую боль в голове, которая перешла в столь серьезную контузию, что несколько дней ему казалось, она никогда не пройдет. Молодая медсестра больницы в Пайперсвиле, которая, казалось, смотрела на него с благоговейным восторгом, поскольку он остался жив, когда почти все остальные погибли, всю ночь не давала ему заснуть, хотя он предпочел бы поскорее забыться.
Но все это было позже, так же как и сердечный приступ в 1995 году, который довершил то, чего не смогли сделать пули. Он так и не пытался никогда выяснить, продается ли тот самый викторианский дом. Он просто продолжал работать, пока не скончался.
На фоне размеренных щелчков выстрелов, хрипов и криков умирающих послышался отдаленный звук приближающихся сирен. Убийцы стреляли еще секунд двадцать, очистив небольшой участок возле прилавка, где нашли временное убежище мать и ее девочки. Затем выстрелы прекратились.
Мужчины в плащах окинули взглядом зал с бесстрастными лицами, не выражая никаких эмоций по поводу того, что только что совершили. Тот, что помоложе, — парнишка по имени Билли — отступил на шаг назад и закрыл глаза. Второй выстрелил ему прямо в лицо. Пока тело Билли все еще судорожно корчилось на полу, светловолосый присел и окунул руки в кровь. Затем встал и написал что-то на стеклянной двери. Спокойно и не торопясь. Большими с подтеками буквами, после чего снова не спеша огляделся вокруг. Он даже не бросил взгляда в сторону мчавшихся по Мэйн-стрит полицейских машин, которые уже никак не могли повлиять на событие, благодаря которому Палмерстон наконец обрел известность.
Затем убийца выпрыгнул в разбитое окно позади тел Кэмпбеллов и исчез — предположительно сбежав вдоль старой железной дороги. Его так и не поймали. Никто не смог четко описать лицо, и со временем образ постепенно затерся. В конце концов всю вину полностью возложили на Билли, парнишку, лишь делавшего то, что ему велел человек, которого он считал своим новым другом.
Услышав шум затормозивших снаружи полицейских машин, Пит Харрис попытался сесть и собраться с силами, чтобы оттолкнуть в сторону тела Кэмпбеллов. Ему это не удалось, но он все же сумел поднять голову достаточно высоко, чтобы увидеть написанное кровью на дверях.
Буквы потекли, и в глазах у него все плыло, но слова читались достаточно отчетливо. Они гласили: «Соломенные люди».
Прошло одиннадцать лет.
Часть первая
В толще холма, а не на холме…
Глава 1
Похороны были обставлены вполне пристойно, народу собралось достаточно, все подобающим образом одеты, никто не вставал и не говорил: «Вы же понимаете, это значит, их нет в живых». Церемония проходила в церкви на окраине города. Я понятия не имел, что она должна была продемонстрировать, и еще меньше — почему она должна следовать указаниям, оставленным Гарольдом Дэвидсом. Насколько мне было известно, мои родители не отличались никакими религиозными взглядами, за исключением неагрессивного атеизма и невысказанной веры в то, что если бы Бог существовал, то он, вероятно, ездил бы в неплохом автомобиле, скорее всего, американского производства.
Организацию похорон полностью взяла на себя контора Дэвидса, и на мою долю почти ничего не осталось, кроме как ждать их завершения. Большую часть этих двух дней я провел в холле отеля «Бест вестерн». Я знал, что мне следовало бы прийти к дому родителей вместе с другими, но не мог вынести даже мысли о подобном. Я прочитал большую часть дрянного романа и пролистал немалое количество журналов, какие обычно бывают в гостиницах, не узнав ничего нового, за исключением того, что за самые обычные часы можно заплатить целую кучу денег. Каждое утро я покидал отель, намереваясь пройтись по главной улице, но ни разу так и не зашел дальше парковки. Я знал, что могут предложить магазины в Дайерсбурге, штат Монтана, но мне не нужны были ни лыжное снаряжение, ни «произведения искусства». По вечерам я ужинал в ресторане отеля, а обедал сэндвичами в баре. Вся еда сопровождалась картофелем фри, который, судя по его структуре, на пути от поля до моей тарелки неоднократно подвергался промышленной переработке. Без картошки здесь обойтись было невозможно. Я дважды пытался обсудить эту проблему с официантками, но уступал, видя все возрастающую панику в их взгляде.
После того как священник объяснил всем, почему смерть не является окончательным уходом из жизни, каковым могла бы показаться, мы вышли из церкви. Мне не хотелось уходить: там я чувствовал себя в безопасности. Снаружи оказалось очень холодно, воздух был свеж и неподвижен. Позади кладбища возвышалась горная гряда Галлатин, отдаленные размытые очертания которой казались нарисованными на стекле. Неподалеку стояли уже готовые ограды. В числе полутора десятка свидетелей похорон находился и Дэвидс, а также, судя по всему, его помощник. Рядом со мной стояла Мэри с туго завязанными в узел седыми волосами. Ее многочисленные морщины будто разгладились от холода. Некоторые из присутствующих показались мне смутно знакомыми.
Священник произнес еще несколько слов утешительной лжи. Возможно, для кого-то они и имели значение, но я почти их не слышал, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы не дать взорваться собственной голове. Затем те, для кого это было привычной еженедельной работой, ловко опустили гробы в землю. Веревки мягко заскользили в их руках, и гробы легли на предназначенную им глубину в шесть футов под поверхностью, на которой продолжали стоять живые. Последовало несколько успокаивающих фраз, но на этот раз произнесенных в быстром темпе — словно священник вдруг понял, что его время истекает и пришла пора дать понять это слушателям.
Наконец все закончилось. Все. С Дональдом и Бет Хопкинс больше ничего не могло случиться. По крайней мере такого, из-за чего имело смысл беспокоиться.
Некоторые из участников похорон слегка помедлили, словно не зная, что им делать дальше, а затем я остался один. Мне вдруг показалось, будто я раздвоился. Одна часть превратилась в раскаленный камень, не в силах когда-нибудь вновь сдвинуться с места; другая же вполне осознавала, что стоит рядом с могилами, а где-то совсем недалеко люди уезжают прочь в своих машинах, слушая «Дикси чикс»[2] и смутно беспокоясь о своих деньгах. И каждой из моих ипостасей другая почему-то казалась смешной и нелепой.
Я знал, что не могу стоять здесь вечно. Впрочем, никто этого от меня и не ожидал. Это не имело никакого смысла, ничего не могло изменить, и в самом деле тут было очень холодно. Наконец, подняв взгляд, я увидел Мэри, которая тоже все еще стояла всего в нескольких футах от меня. Глаза ее были сухи — она прекрасно знала, что пройдет не так уж много времени и подобная же судьба постигнет ее, так что нет никакого смысла ни плакать, ни смеяться. Я плотно сжал губы, и она протянула руку и положила ладонь мне на предплечье. Некоторое время оба мы молчали.
Когда она позвонила мне три дня назад, я сидел на террасе маленького симпатичного отеля на Де ла Вина в Санта-Барбаре. Я был временно безработным, или безработным в очередной раз, и использовал свои скромные сбережения на незаслуженный отпуск. Передо мной стояла бутылка местного «мерло», которую я успешно опустошал. Она была уже не первой за вечер, так что когда зазвонил мой мобильник, я собрался было предоставить снять трубку автоответчику. Однако, бросив взгляд на телефон и поняв, кто звонит, я нажал кнопку ответа.
— Алло?