– О, Лео. – Она не знала, плакать или смеяться.

– Я буду петь в спальне любовные песни.

– Нет, не будешь!

– Шутка. Ты сможешь заняться декорированием спальни. Я уже заказал бамбук, просто на случай, если в медовый месяц тебе захочется спальню в стиле Бали. Но можешь сделать и по-другому. Все, что захочешь. Может быть, тебе проще сделать ее розовой. Ты понимаешь меня? Или я должен продолжить?

Солнышко почти не дышала. Только смотрела. Надеялась. Хотела этого, хотела его.

– Что я должна сделать взамен?

Лео взял ее руку и приложил к сердцу:

– Почти ничего. Только любить меня.

Она заглянула ему в глаза. Понимая, что в ее сердце по-прежнему нет места, потому что это место занято им.

– Это слишком просто. Потому что уже люблю тебя. О боже, я сказала это. Я люблю тебя. Я прыгнула. Без парашюта.

Лео закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Открыл. Он был серьезен.

– Моя любовь особого рода. Я должен принадлежать. Тебе. Я должен принадлежать тебе, Солнышко.

– Я знаю. Ты хочешь, чтобы и я бросилась вниз с обрыва. В чертову пропасть. Отдала тебе всю душу, растворилась, чтобы ты стал для меня всем. Жить ради тебя, умереть ради тебя. Но это слишком просто. Говорю же тебе!

Он дождался, когда она обвила его руками, и поцеловал в губы.

– И еще я хочу, чтобы ты посмотрела на наш пляж и поняла, что твоя сестра обрела покой, а я всегда буду с тобой в любой печали.

Она заплакала. Лео стал вытирать ей слезы.

– И дети, – сказал он. – Я хочу дочь по имени Амая.

Снова слезы.

– О, Лео.

– И еще дочь, которую можно назвать Эллин. И сына, которого можно назвать, как угодно. Только не Дубовоедерево, или Раскатгрома, или Гора.