Вначале он подумал, что царица хунхузская во что-то одета, но, приглядевшись, понял, что это — всего лишь body art, то есть искусная раскраска тела. Из-под конусообразного, сверкающего золотом, высокого головного убора царицы, похожего на тыкву, выбивались пряди темных волос. Впрочем, царица не стояла на месте, а пританцовывала, виляя бедрами и поворачиваясь из стороны в сторону.

И, вот, она повернулась к нему так, что он смог разглядеть ее в более удачном ракурсе. Ничего такого, чтобы свидетельствовало о божественной красоте, Павлов в ней не нашел: типичное европеоидное лицо с нежным овалом, небольшой рот, прямой нос, миндалевидные глаза, маленькие груди, складки на животе, не очень выразительная линия бедер. Ее рост был примерно 175 см., а на вид ей можно было дать лет 25. То, что она женщина, а не хунхуз подтверждал сверкающий золотом фаллос, небрежно подвязанный тонкими нитями к приличному месту.

Что Пришедшая Красавица изображала своим танцем, ему было совершенно не понятно. Лишь когда вокруг нее возникло облачко аэрозоли, Павлов догадался, что она не просто виляет бедрами, а при этом еще и "выстреливает" своими железами струи жидкости с определенным запахом, вероятно, для того, чтобы сообщить подданным свое высочайшее послание. Какие запахи она вокруг себя распространяла, он различить не мог, так как их полностью отбивал аромат "Жэ-озе" из хрустального флакона Сенусерт, который почти прилип к его носу.

Когда солнце взошло, над Лопарским водопадом заклубился густой сиреневый туман. Хунхузы, вытянув шеи и раздувая ноздри, пытались уловить запахи своей повелительницы, а, уловив, счастливо улыбались и повторяли ее парфюмерную композицию, кто как умеет, выделяя из своих желез жидкость, превращающуюся в аэрозоль.

Тем же с увлечением занялась, забыв о своих обязанностях, приставленная к Павлову охрана. Увидев, что он остался без присмотра, к нему подлетела Сенусерт и шепнула ему на ухо, чтобы он ни в коем случае не отталкивал от себя ее хрустальный флакон. Иначе он задохнется, как уже по ее наблюдениям задохнулись несколько пленных, и одна из них — его соплеменница.

— Урсула! — ахнул Павлов и потребовал, чтобы Сенусерт показала, где она находится.

Урсула и другие пленные содержались в дубовой роще в трехстах шагах по правую сторону от Лопарского водопада. Сбежать пленные никуда не могли, так как были крепко привязаны ремнями и веревками к стволам деревьев. Стража, которая их охраняла, в полном составе присутствовала на церемонии утреннего восприятия царственного запаха, поэтому освобождению Урсулы ничего не препятствовало.

Следуя за Сенусерт, Павлов нашел свою напарницу привязанной ремнем к молодому дубку, но не задохнувшейся, а еще не пришедшей в сознание от удара древком копья по затылку, который она получила незадолго до выхода Пришедшей Красавицы на белый камень. Хунхузы с ней еще не успели разобраться, лишь оттащили в дубовую рощу и привязали к дереву, даже не разорвав на ней комбинезон, чтобы проверить ее половую принадлежность.

Сенусерт дунула на узел ремня, которым Урсула была связана — и узел развязался, обмахнула своим веером — и Урсула ожила. Увидев же своего милого друга, она вскочила на ноги и бросилась к нему на шею, радуясь тому, что он жив, даже больше, чем тому, что ее освободили. И сразу перед Павловым возникла проблема: мало того, что другие пленные закричали, умоляя о помощи, так Урсула никак не могла взять в толк, почему ей одной, без него, надо куда-то бежать. И тогда Сенусерт снова пришла на помощь. Она на мгновение показалась перед Урсулой в своем физическом облике и строго приказала ей скрытно пробраться к месту, где спрятана лодка, и ждать их возвращения.

Явление Сенусерт подействовало на Урсулу более эффективно, чем уговоры Павлова, но не потому, что она испугалась, а потому что она воочию убедилась в правдивости сказок о добрых феях, которые ей перед сном рассказывали ее мать Нара и бабка Аксинья. Расцеловав Павлова, Урсула, счастливая и гордая тем, что ее милому другу, а значит и ей самой, покровительствует наиглавнейшая волшебница, бросилась бежать в направлении ближайшего холма, с которого можно было, не опасаясь, наблюдать за обстановкой. Все места в этой округе ей были хорошо известны с детства.

Как не были сторожившие пленных хунхузы увлечены церемонией выхода царицы, крики пленных они услышали, и прибежали в дубовую рощу. Павлов жестами объяснил им, что он никуда не собирался убегать, но его, дескать, привязали к дереву так плохо, что он без труда выбрался из своих пут. Для большей убедительности он порвал ремень, которым была привязана к дереву Урсула.

Хунхузы удивились, но ни один, как не старался, не смог повторить того же самого. Хунхузы разозлились и попытались порвать ремень вдвоем и даже вчетвером, растягивая его в разные стороны. Прибежали хунхузы, приставленные к Павлову для сопровождения. Они были сильно возбуждены, опасаясь наказания за то, что не смогли его устеречь. И какой же неподдельной была их радость от того, что он никуда не делся. Сенусерт, чтобы на нее случайно никто не натолкнулся, отодвинулась в сторонку, спокойно наблюдала за происходящим.

А дальше произошло то, чего Павлов уж точно никак не ожидал. Столпившиеся вокруг него хунхузы, внезапно замолкнув, расступились, и он увидел двойника прекрасной Сенусерт, — точно такой, какой он увидел ее в первый раз, то есть с бородой и огромным гульфиком из бересты. В руках у ее двойника был полутораметровый деревянный жезл с обвитой вокруг него двухголовой змеей.

Взглянув на Павлова, двойник Сенусерт затрясся от злобы, покраснел и выделил столь отвратительный запах, что от него даже у близко стоящих хунхузов потекли слезы, а Павлова точно бы стошнило, если бы не флакончик "Жэ-озе", прилипший к его носу. Убедившись в том, что газовая атака на Павлова не подействовала, страхолюдный двойник Сенусерт вырвал у одного из стражников дубину и попытался расколоть ему череп, но другие хунхузы не позволили ему это сделать.

С криками: "Да здравствует Принц!" — в дубовую рощу прибежала толпа юных хунхузов и, смеясь и кривляясь, стала выказывать Павлову свое нижайшее почтение в образе худосочных ягодиц, источающих елей. Хунхузов становилось все больше, и Павлов понял, что утренняя церемония встречи с царицей закончилась, и началось новое представление, в котором ему, возможно, предстоит сыграть главную роль.

С возгласами: "Расступись!", "Не лезь под ноги!", — в дубовую рощу вошли девять четырехгрудых хунхузов. Вслед за ними показались носилки в виде кресла, на которых шесть крепких безгрудых хунхузов несли Пришедшую Красавицу. Беременный хунхуз, который опознал в Павлове принца королевских кровей, торжественно поднял над головой маленький глиняный сосуд, а потом откупорил его и дал понюхать содержимое своим четырехгрудым товарищам. После этого они по очереди подходили к Павлову, обнюхивали и утвердительно кивали головой.

Когда последний из них подтвердил идентичность запаха Павлова запаху содержимого глиняного сосуда, беременный хунхуз закричал: "Ха иль! Ха-ха!" И все стоящие рядом подхватили это возглас и выделили такой букет благоухающих ароматов, что их запах даже почувствовала Урсула, которая наблюдала за происходящим со стороны холма, взобравшись на высокую ель.

Бородатый хунхуз с жезлом не унимался: к чему-то призывал, о чем-то предупреждал, угрожал, но на его крики никто не реагировал. Все смотрели на Павлова, как завороженные, а он смотрел на Сенусерт, которая улыбалась, хитро прищурив глаза. Но, вот, она сделала ему знак, означающий, что ему надо приготовиться к самому главному.

К Павлову подошли два безгрудых хунхуза, взяли его на руки, отнесли к носилкам, посадили рядом с Пришедшей Красавицей и понесли.

— Куда потащили?! — испугался он.