Вначале ядра для первых опытных образцов орудий изготовлялись из отесанных камней, а вместо картечи использовался кремниевый скрап — обрезки и осколки кристаллического кремния. После выделения из казны дополнительных средств картечь на том же Чонгарском медном руднике стали изготавливать из привозного рубленого свинца, куски которого для улучшения аэродинамических качеств обкатывались на специальных станках. Так как изготовление ядер из камня занимало довольно длительное время, Эскулап-хан посоветовал Павлову использовать обычную глину, пропитанную льняным или оливковым маслом. Снаружи для прочности глиняные ядра обливались свинцом. Свинец также обеспечивал более плотное прилегание ядра стенкам канала ствола, при этом износ последнего был существенно ниже, чем при стрельбе однородными каменными ядрами.
За месяц до описываемых событий Виктор Дорохов по собственной инициативе произвел первую в истории Империи джурджени плавку железа из болотной руды и отлил 10 настоящих чугунных ядер весом, эквивалентным 12,5 килограмм каждое.
………………………………………………………………………………………………………
В сопровождении Виктора Дорохова Тезей-хан, то есть Павлов, направился на артиллерийскую позицию и с удовлетворением осмотрел четыре орудия (типа единорог) классического 24-фунтового калибра, полностью собранные и готовые вести огонь. (4) На государственных испытаниях "шайтан агни кирдык", которые прошли три недели тому назад, расчеты именно этих орудий показали наибольшую меткость в стрельбе, а также хладнокровие и выдержку. Совершенно не стесняясь, принц Тезей-хан поздоровался с каждым командиром орудия за руку и даже удачно пошутил насчет исподнего белья парсов, которое сегодня у них точно у всех будет испачкано. Артиллеристы в ответ смущенно улыбались и обещали, что не подведут.
Покидая артиллерийскую батарею, Павлов велел Виктору следовать за ним на заседание военного совета, чтобы тот имел полное представление о плане предстоящего сражения. Военный совет собрался в шатре начальника штаба армии Гирей-хана у подножия Змеиной горы.
Настроение у "отцов-командиров" было подавленное. Начальник штаба Гирей-хан, опираясь на данные разведки, подтвердил, что уйгуры перешли на сторону парсов, и будут участвовать в сражении против своих бывших союзников. Это означало, что против пяти с половиной тысяч пехотинцев (гоплитов и велитов) и тысячи кавалеристов (витязей), которых император Агесилай-хан IV направил на помощь уйгурам, выступят более 10 тысяч обученных и хорошо вооруженных воинов. Члены военного совета отдавали себе отчет и в превосходстве вооружения противника: хороший удар железной саблей раскалывал оружие и доспехи из бронзы — металла твердого, но хрупкого. Однако уйти от боевого столкновения с превосходящими силами противника уже было слишком поздно, а сдаваться в плен — позорно.
Павлов на правах главнокомандующего сухопутных войск предложил изменить схему построения войск, которая была выработана три дня тому назад с участием представителей союзников, которых он уже тогда заподозрил в измене. Согласно его плану гоплиты должны были занять у Змеиной горы круговую оборону, построившись в четыре каре глубиной до 50 рядов. Витязям, по его мнению, надлежало спешиться и участвовать в сражении в качестве подручных велитов: копейщиков, лучников и арбалетчиков. Обоз и лишних лошадей в таком случае следовало отвести от Змеиной горы и спрятать в лесу на берегу реки Ярки — притоке Селенги.
Члены военного совета с его доводами согласились, и слово снова взял Гирей-хан. Он сообщил, что, по предварительным данным, со стороны парсов в сражении могут принять участие пять тысяч корустесов, то есть всадников, облаченных в металлические доспехи: кирасы и кольчуги.
От своих бывших союзников уйгуров и из других источников полководцы джурджени знали, что в бою тяжеловооруженные всадники парсов могут двигаться очень плотно, колено к колену. При такой тактике наступления противника главная задача состояла в том, чтобы каре, в которые построятся гоплиты, выдержали удар и не рассыпались.
Особая роль в сдерживании натиска тяжелой кавалерии парсов отводилась мобильным отрядам копейщиков: на самых сложных участках линии обороны они должны были, построившись полукругом, упирать древки массивных копий обратным концом в землю так, чтобы они, ощетинившись ежом, не давали противнику прохода.
Полководцы джурджени с интересом смотрели на светловолосого молодого человека, которого их главнокомандующий привел с собой на военный совет. Все они уже были наслышаны о чудо-оружии, которое изобрел бывший раб Чонгарского медного рудника, а Гирей-хан даже видел, как оно действует и, честно говоря, был потрясен до состояния расстройства желудка.
Получив слово, Виктор Дорохов не растерялся. По его мнению, готовую к бою батарею "шайтан агни кирдык" для большей пользы следовало бы разместить не на Змеиной горе, а в первой линии обороны, которая примет на себя удар тяжелой кавалерии. Он пояснил, что, кроме больших ядер, "шайтан агни кирдык" может изрыгать из себя сотни маленьких свинцовых ядрышек, которые, разлетаясь на большое расстояние, могут ранить и убить и искалечить множество людей и лошадей. Идея Виктора показалась Павлову здравой, и он обратился к полковникам с просьбой зарезервировать для пушек особые площадки и обеспечить к ним пути доступа.
Когда военный совет закончился, Гирей-хан, молча, подал Павлову свиток пергамента. Павлов его развернул и быстро прочитал. Это было письмо от великого князя Рамира — вождя племенного союза уйгуров и отца его жены Роксаны. Князь Рамир писал своему зятю, что принял очень непростое решение о переходе на сторону парсов и принесении присяги на верность их королю Ульриху по прозвищу Белобородый, которого он характеризовал, как очень умного и дальновидного политика и удачливого полководца. Князь Рамир предлагал их высочеству Тезей-хану последовать его примеру, гарантировал безопасность ему и его семье и давал обещание после окончания войны договориться с королем Ульрихом о предоставлении ему в феодальное владение города Ротона и прилегающих к нему земель.
Павлов подозвал старшего адъютанта Муса-хана и приказал ему немедленно вернуть членов военного совета для продолжения совещания.
— Кто и когда доставил это письмо? — спросил он Гирей-хана.
— Письмо доставил сын князя Рамира Вагиз. Он сейчас находится в расположении отдела разведки и донесений, — ответил Гирей хан.
— Роксана, как я понимаю, отдыхает в своем шатре. Зря я согласился взять ее с собой в этот поход. По отцу, говорит, очень соскучилась. Три года не виделись. Прошу срочно доставить ее сюда, но так, чтобы без посторонних глаз, — обратился Павлов к начальнику штаба с весьма деликатной просьбой.
Старший адъютант оказался расторопным: члены военного совета вернулись даже раньше, чем Гирей-хан привел из соседнего шатра принцессу Роксану. 20-летняя жена Тезей-хана, мать двоих детей, была заспанной и кое-как одетой, но все равно вызывающей восхищение своей красотой. Дождавшись ее прихода, Павлов вслух зачитал письмо, доставленное ему от князя Рамира. Перевода не требовалось, так как письмо было написано на языке джурджени. Затем он приказал Роксане встать на колени и наклонить голову. Роксана беспрекословно выполнила его приказ, не вымолвив ни единого слова, не уронив ни единой слезинки. Павлов вынул из позолоченных ножен тяжелый, хорошо заточенный бронзовый меч и одним ударом снес Роксане голову. Члены военного совета вскрикнули и закрыли лицо руками: такой жестокости по отношению к собственной жене они от него никак не ожидали.
— Прошу полковников вернуться на свои места, трубить подъем и начинать построение. Гирей-хану приказываю: передать голову Роксаны ее брату Вагизу, чтобы тот доставил ее князю Рамиру в напоминание о связывавших нас родственных и союзнических отношениях, — Павлов говорил негромко и без эмоций. Его боевые соратники должны были понять, что с головой Роксаны он сознательно отрезает себе путь не только для предательства, но и почетного плена.
Павлов встретил рассвет на вершине Змеиной горы в окружении своих адъютантов и вестовых. Три орудия по его приказу были перемещены к подножию холма на временную площадку. Туда же артиллеристы доставили боеприпасы. Одно орудие, двенадцать картузов и один бочонок пороха и десять чугунных ядер Павлов решил оставить при себе, чтобы попрактиковаться в стрельбе по настильной траектории. Как он и ожидал, противник вступил в сражение без предупреждения и даже без набрасывания на гоплитов лавы легковооруженной конницы, которая должна была засыпать их стрелами.