Голос диверсанта звучал уже зло и жестко. На следователя смотрели глаза, полные нескрываемой бешеной ненависти, — глаза врага.

Орленко едва не задохнулся от гнева. Сжав кулаки, он рванулся из-за стола. Эрни попытался уклониться, но сильный удар тяжелой матросской руки сбил его на пол.

К полудню на Большую Лубянку вернулся Дзержинский. Узнав о случившемся, он вызвал Орленко.

Следователь вошел в кабинет Председателя ВЧК. Феликс Эдмундович обедал. Увидев вошедшего, отодвинул в сторону миску с супом, поправил сползшую с плеча шинель. Сузившиеся продолговатые глаза его нацелились на Орленко.

— Рассказывайте, — потребовал он.

Следователь говорил долго и сбивчиво.

— …Когда же этот гад сказал, что чекиста можно купить, я хотел его тут же прихлопнуть, — признался он, заканчивая свой рассказ.

— А вы, — слегка усмехнулся Дзержинский, — ждали, что он начнет превозносить заслуги ВЧК и восторгаться нами? И знаете, кого вы обрадовали? Прежде всего врага. Значит, не так уж сильны чекисты, если поступают подобным образом.

— Феликс Эдмундович! Он же контра. Стоит ли с ним антимонию разводить?

— Да, он из породы шакалов. Но и враги, и друзья должны знать, что ВЧК рождена Октябрем. Это — закон. Это — правый пролетарский суд. Мы не царская охранка. Ни в мире врагов, ни в мире друзей мы не можем, не имеем права компрометировать себя.

Орленко потупил глаза.

— И еще. Посудите сами. Сегодня вы ударили диверсанта. А завтра? Вы убеждены, что не ударите под горячую руку невиновного человека? Идите и подумайте об этом.

Вслед за Орленко к Дзержинскому вошел Михайлов — опытный чекист, старый революционер, товарищ Дзержинского по сибирской ссылке. Орленко был подчиненным Михайлова.

— Что нового на заставе Соболя?

— Пока спокойно, Феликс Эдмундович.

— Соболь поправился?

— Еще лежит. Но рвется в строй.

— Заставе надо помочь, — озабоченно сказал Дзержинский.

— Кое-что уже сделали. — Михайлов перелистал свой блокнот. — Подбросили патронов, продуктов…

— Хорошо, — удовлетворенно сказал Дзержинский. — А что будем делать с Орленко?