Мороз еще не успел сковать реки, трудно форсировать их. Пехота еще может пройти по тонкому льду, а пушки? Пока наведут переправу, танки и тяжелая артиллерия отстанут. Только легкие противотанковые орудия могли спасти положение, поддержать пехоту. Артиллерийский расчет Джамалова форсирует уже третью речку по тонкому льду, так что опыт уже приобрел. «Главное — двигаться без остановок, — предупреждал он солдат. — Остановка — смерть, провалимся. Толкать ее, матушку, изо всех сил».
Сняв пушку с крюка, боевой расчет скатил ее к реке.
— Вперед! — скомандовал Джамалов.
Медлить нельзя. Гитлеровцы ведут артиллерийский огонь, вот-вот разобьют лед. Да и от авиации врага тоже с минуты на минуту ожидай удара.
Пушка выкатилась на матовое стекло льда, быстро покатилась. Колеса не крутились, а скользили, проступила вода. Солдаты перехватывали руками мокрую холодную резину колес, изо всех сил толкая пушку. Но вот пушка развернулась, пошла боком. Того и гляди остановится. Настал критический момент. Джамалов уперся грудью в пушку, слыша, как хрустит, оседает под ногами лед. Когда прокатили пушку еще несколько метров, Абдулхамид оглянулся. На том месте, где произошла заминка, уже зияла темная полынья. Какие-то доли секунды отделяли пушку и расчет от гибели. Пот катился из-под шапок горячими едкими ручейками. Солдаты тащили пушку на берег, где уже шел бой. Прямо с ходу — на открытую позицию. Командир стрелковой роты, увидев пушку, — быстро к ней.
— Голубчики, танков пока нет, дайте огоньку по гитлеровской пехоте, измотали они нас!
— К бою! — скомандовал Джамалов. — Шрапнелью — огонь! — Командир расчета видел: первый снаряд — перелет. Поправка в прицеле — и столб огня взметнулся прямо в самой вражеской цепи.
— Отлично, Абдулхамид, — раздался голос командира батареи. Он хорошо видел и переправу через реку, и точное попадание со второго снаряда.
— Танки! Танки! — послышались крики.
Джамалов снова прильнул к прицелу. Из-за горящего «фердинанда» высунулся тупорылый танк. Мелькнула вспышка. Вражеский снаряд угодил в кручу берега метров в двадцати от пушки. Столб земли поднялся вверх, накрыл расчет. Когда рассеялся дым, Джамалов увидел еще три танка, мчавшихся прямо на его пушку. Ее выстрел он слышал, видел споткнувшийся на полном ходу вражеский танк, слышал нарастающее мощное раскатистое «Ура! Ура!» И он знал, что это значит: наши атакуют. Хотя и не видел неудержимую лавину советских солдат.
Железный организм выдержал. Джамалов остался в строю. Но двое из его расчета остались там, на берегу речки, еще не скованной льдом…
— Нас теперь трое, — сказал Абдулхамид, — каждый должен, драться за двоих. Мы должны сделать то, чего не успели погибшие товарищи. Будем драться за себя и за них.
Вражеская оборона трещала. Гитлеровцы катили к Берлину. И последнее крупное сражение, в котором пришлось участвовать Абдулхамиду Джамалову, были бои в столице поверженной фашистской Германии.
ВНИМАНИЕ, ТАНКИ!
До этого дня о слесаре Кокандского комбината строительных материалов Даутове что знали в коллективе? Хороший работник, аккуратный, исполнительный, с трудовой дисциплиной крепко дружит, семьянин образцовый, да и товарищи на него в обиде не бывают. Одним словом, живет себе человек как надо! Что еще можно сказать о нем? Оказывается, сказать можно было многое, и, если раньше не было такого разговора, то виноват в этом только сам человек. Вернее, его скромность…
В день двадцатой годовщины разгрома гитлеровской Германии в клубе комбината собрались работники, чтобы вспомнить дела давно минувших дней, почтить память погибших, помянуть их добрым солдатским словом.
На комбинат приехал и городской военный комиссар, чтобы вручить юбилейные медали фронтонном. На сцену один за другим поднимаются те, кто принял на себя удар гитлеровских банд, сломал хребет фашистскому зверю. В зале аплодисменты, возгласы поздравлений, и вдруг — все стихло… О ком это говорит военком?