Но бекабадцы не обращали внимания на шалости погоды. Разве можно уйти отсюда, уйти сегодня, когда память одну за другой перелистывает страницы прошлого?

Вечный огонь славы героям-землякам зажгли в Ташкенте у памятника 14-ти туркестанских комиссаров. И доставить этот вечный огонь боевой славы было поручено самым храбрым, самым мужественным людям города. Эта высокая честь выпала и полному кавалеру ордена Славы Сангину Почеумарову.

В сопровождении почетного эскорта бронетранспортер с факелом революционной славы промчался по улицам Бекабада. Вот стальная машина остановилась, торжественно звучит медь оркестра. Сержант запаса, доблестный боец Сангин Почеумаров, чеканя шаг, блистая солдатской выправкой, несет факел вечного огня к памятнику своим боевым друзьям-землякам. Площадь замерла в эту торжественную минуту. Сангин доложил секретарю горкома партии:

— Огонь вечной революционной славы комиссаров-туркестанцев доставлен к памятнику героев-земляков бекабадцев, павших в боях за Родину в 1941—1945 годах. Доложил кавалер орденов Славы, старший сержант запаса Почеумаров.

Вспыхнул вечный огонь. Сангин склонил голову, отдавая почесть своим братьям-солдатам, кто выполнил свой долг перед Родиной до конца.

Для Сангина Почеумарова волна началась на полях Смоленщины у речки Гжать. И началась в третьей кавалерийской бригаде, которой командовал полковник Есенко. А командиром четвертого эскадрона был старший лейтенант Иса Мухамедов. Земляк, из Ташкента.

Октябрь — время осеннего ненастья в этих местах. Ветер, холодные дожди, распутица. Ни обогреться, ни обсушиться солдату, а иногда и котелки были сутками сухие. Одно слово — передний край. Передний край и первый бой. Первый экзамен.

Вообще перед любым экзаменом страшно. Тем более перед таким.

А Сангин совсем не испытывал чувства страха. Может быть потому, что в сердце хранил наказ односельчан — разбить врага, защитить Родину, с победой вернуться домой. Или помнил свои слова на прощальном митинге?

— Вас, дорогие наши, мы не подведем! Врага разобьем! Сердца наши будут всегда с вами. Ждите радостных вестей!

Ночью полк стянулся к передовой. Лошади здесь не помощники. Тонут в топи. А солдат — солдат везде пройдет. Спешился полк. Что ж, от кавалерии до пехоты — расстояние от земли до стремени…

Старые, обстрелянные солдаты подбадривали молодых: «Утром посмотрите, как фрицы драпают. Против нашего солдата — никто не устоит. Кишка тонка».

Гитлеровцы, видно, почувствовали неладное. С первыми проблесками зари открыли по нашим траншеям артиллерийский и минометный огонь. Тут же отозвались пулеметы. В полный голос заговорила наша артиллерия. Подан сигнал атаки.

Первым поднялся командир взвода и громко крикнул:

— За мной! За Родину!

Командир отделения не успел повторить команду, как Почеумаров перемахнул через бруствер, побежал вперед за командиром взвода. Он не слышал треска пулеметов и разрыва мин, гула артиллерии. Бежал, что есть сил, крича «Ура! Ура!» И еще он видел, как падали солдаты, сраженные пулями фашистов. Видел, как командир взвода выронил автомат, широко раскинул руки, словно пытаясь обнять землю, и упал на нее. Рота прижата к земле кинжальным огнем. Атака захлебнулась. Наступил тот критический момент, когда могут дрогнуть бойцы, поползти назад. Но нет, не захлебнулась!

На командном пункте полка видели, как во весь рост поднялся под огнем врага советский солдат, за ним второй, третий… Стремительный бросок — и передняя линия траншей фашистов в руках смельчаков.

После боя командир полка приказал найти того солдата, кто поднял роту в атаку. Бойца нашли. Фамилия его была Почеумаров, комсомолец из Бекабада.

Шесть раз деревня Беседки Полесской области переходила из рук в руки. Почеумаров в этих боях входил под вторым номером в комсомольский минометный расчет. Их 82-миллиметровый миномет десять раз менял свою позицию. Гитлеровцы никак не могут накрыть ее, а мины сыпятся и сыпятся им на головы. Наконец, деревня — прочно в руках советских воинов. Солдаты «обживали» траншеи врага, приводили себя, оружие в порядок, отдыхали. Рядовой Василий Головко похлопал рукой по опорной плите, о чем-то задумался. Только на губах его играла лукавая улыбка.

— Ты чего, Вася, лыбишься? — спросили его. — Аль конфетка в рот попала?