Но война была и здесь, была в слезах женщин, детей, провожавших мужей, отцов на фронт, в молчаливых группках, застывших у громкоговорителей, в очередях у продовольственных магазинов, в «похоронных», со вздохом вручаемых почтальоном… Зубайдулло идет по улицам городка, и ему кажется, что все смотрят на него с явной укоризною: «Вот, мол, здоровые какие, ходите здесь, песни поете, а там на фронте люди кровью обливаются, не могут гитлеровцев остановить, им нужна подмога».

А один случай просто заставил Мурапова идти к замполиту с просьбой отправить его с маршевой ротой на фронт… Однажды старшина роты направил группу солдат на станцию помочь рабочим в разгрузке вагонов, прибывших с заводским оборудованием. Бойцы — туда и с ходу в дело. Работа спорилась. К обеду приехал директор завода, посмотрел — вагоны и платформы уже пустые. Он горячо поблагодарил бойцов за помощь.

Все было бы хорошо, но ребятишки, окружившие солдат, в один голос закричали: «Зачем их благодарить? Они на фронт ехать боятся!» Вот тогда-то вечером Зубайдулло и пошел к замполиту.

— Товарищ майор, помогите уехать на фронт! Сижу здесь, в тылу, с жителями встречаться не могу, домой письма не пишу. Ведь поехал на фронт! Комсомол, родные, друзья думают я воюю, а я вот здесь песенки пою… Винтовку изучил, пулемет тоже, на практических учениях оценки хорошие получаю. Давно готов в бой, а не пускают… Ребятишки над нами смеются, говорят, «боитесь на фронт ехать». Больше так жить не могу. Да и не только я, все солдаты тоже так думают…

Майор, внимательно выслушав Мурапова, обнял его.

— Молодец! Спасибо за такие слова! Все правильно: и то, как вы думаете, и то, что вас держат здесь. А на фронте — будем. Теперь уже недолго ждать…

Вскоре поступил приказ: на фронт!

День выдался ясный, на небе ни облачка, солнце играло золотом листвы. Настроение у природы — под стать бойцам: наконец-то!

В военном городке гремит медь оркестра, полк выстраивается на митинг, боевая техника уже погружена на платформы. Голос командира полка: «Слово предоставляется отличнику боевой и политической подготовки рядовому Мурапову» — вырвал Зубайдуллу из строя.

Поднялся солдат на трибуну, взглядом окинул строя.

— Дорогие товарищи мои, солдаты! Я много говорить не могу. Разрешите мне от вашего имени сказать одно: умрем, но Родину отстоим! Смерть немецким оккупантам!

Раздалось громкоголосое «Ура! Ура!» А Зубайдулло уже шел в строй, на свое место.

Поезд мчал на запад. В проеме двери мелькали столбы, леса, реки и мосты… Солдатам казалось, что вся Родина провожает их, желает скорой победы.

Наутро прямо с марша — в бой… Зубайдулло чувствовал, как сердцу стало тесно в груди. «Страшно?» — спрашивал он сам себя и отвечал: «Страшно». Бросал взгляды на лица товарищей и видел, что они тоже думают об этом. Ведь все они идут в бой первый раз в жизни!

Еще немного — и кончится лес. Прозвучит команда, и солдат сделает первый шаг, может быть, навстречу смерти и обязательно — навстречу бессмертию.

— Рота к бою!

«Вот оно, начинается… Вернее, началось». Сбрасывая с себя маскировку, вперед рванулись «тридцатьчетверки». За танками — пехота, за танками — Зубайдулло Мурапов со своими теперь уже боевыми друзьями.

Он бежал сквозь дым и грохот, припадая на колено, стреляя, и — снова вперед.

«Только бы быстрее добраться до фашистов, а там…» И не успел додумать — «что же там…». Взрывной волной его отбросило в сторону.

«Врешь! Жив!» — закричал Зубайдулло и услышал голос командира взвода.