Роль эта была неприятная, трудная, опасная и рискованная, потому что малейшая оплошность портила всё дело.
Я должен был сохранять совершенно спокойную внешность, полное хладнокровие и вести хитро обдуманный разговор, последовательный и логичный.
Между тем, внутри у меня всё дрожало, и голова отказывалась работать последовательно и логично.
Мне случалось прежде встречаться с дурными людьми, но тогда дело решалось просто: я отворачивался от них и избегал их общества.
Теперь наоборот, я, заведомо зная, что самый дрянной человек, о котором я когда-нибудь слышал, вор будет сидеть со мной за одним столом, должен был готовиться к тому, чтобы скрыть своё отвращение к нему, угощать его и разговаривать с ним.
Завтрак был накрыт на моём балконе.
Круглый стол красиво белел своею скатертью и искрился хрусталём. Серебро блестело на нём. Большой ананас, обложенный бананами, стоял в вазе посередине, и приторный аромат его чувствовался в воздухе.
Солнце пекло над головою и сквозило через полотняный тент, нагревая влажный морской воздух до температуры банного полка.
Ровно в двенадцать часов явился Сарматов. Явился он, наглый и довольный, крепко потирая руки и разразившись беспричинным хохотом плохо воспитанного человека.
— Ну, что ваши дела? — спросил я его.
— Дела мои ничего, — ответил он, развязно подходя к столу. — Эге! Да тут русская водка есть! — одобрил он, увидев водку, которую держат теперь все хорошие гостиницы в портовых городах на востоке и продают её чуть ли ни на вес золота, дороже ликёров.
— Налить вам? — спросил я.
— Не откажусь! Хоть и жарко сегодня, но я не откажусь. Позволите располагаться?
И, не ожидая моего ответа, он шумно отодвинул стул и сел за стол.
Видно было, что ему хотелось, что называется, провести время весело, разгуляться и вместе с тем показать, что он умеет держать себя в обществе, не стесняясь.
Это не выходило у него, и он перебарщивал.
Я сел против него.
Слуга-индиец в белой чалме принёс омара на блюде.
— A-а! Красный кардинал морей, как определяет Виктор Гюго этого зверя! — воскликнул Сарматов, ткнул вилкой и захватил всё мясо шейки, оставив мне одни клешни.
Я думал, что это приведёт его в смущение, но он преспокойно свалил шейку к себе на тарелку и стал её есть с хлебом, громко чавкая и держа вилку, как прилежные гимназисты держат перо.