— Да. Будь уверен.
— Тогда отчего же господин не отдаст их за жену своего друга. Если человек с усами продаёт её, то он продаёт тому, кто даст больше. Дайте больше, и вы освободите её и отдадите своему другу.
Такое Соломоново решение вопроса мне не пришло в голову.
Я задумался.
В самом деле, Джуди казался прав. Это был наиболее верный и действительный выход.
— Хорошо, я постараюсь сделать так, — решил я, — а пока можешь ты сейчас же пойти к тому коттеджу и сторожить? Если туда вернётся усатый, или старик-хозяин уйдёт куда-нибудь, или проведут туда женщину — сейчас же беги сюда ко мне и расскажи, что случилось нового.
— Это Джуди может сделать! — радостно подхватил он. — Джуди сию минуту побежит и будет сторожить. Он понимает, зачем это надо сделать!
— Ну, ступай и будь только осторожен, чтобы тебя не заметили.
— Пусть господин будет спокоен. Джуди умеет прятаться!
Он ушёл, а мне не сиделось на месте.
«Вот что, — сообразил я, — поехать на пароход сейчас! И если она ещё там, рассказать всё капитану и прибегнуть к его защите».
Я живо добрался до пристани и на первой же попавшейся лодке отправился на пароход.
XXXII
Поездка моя на пароход оказалась напрасною.
Приближаясь к нему, я увидел, что он поднимает якорь, готовясь уйти в море.
Трапы были подняты, и нечего мне было стараться проникнуть на палубу, так как было очевидно, что ту, которую я искал, свезли уже на берег.
Это являлось малоутешительным.
Но зато с другой стороны, хорошо было, что Джуди, который должен был следить за коттеджем, не появлялся ко мне в этот вечер, и я до некоторой степени мог быть спокоен, что торг ещё не состоялся.
Трудно себе представить те разнообразно сложные чувства, которые я испытывал, ожидая на другой день к себе Сарматова к завтраку.
Понятная гадливость к этому человеку смешивалась с беспокойством о судьбе его жертвы, и вместе с тем я волновался, как актёр перед дебютом, боясь, что не сумею выдержать роли до конца.