Протяжный гул клаксона заставляет его обернуться. Вновь посмотрев на меня, требует:

– Алена, сядь, блин, в машину!

– Но…

– Да чтоб тебя!

Скрутив, бесцеремонно толкает в салон, и захлопывает дверь с такой силой, что мне хочется прикрыть уши.

– Мяв…

Мелкие коготки впиваются в мою толстовку так, что приходится отдирать от неё Черныша, и я боюсь, как бы он не вырвал клок ткани.

– Какой худой, – тараторю, как только Никита оказывается в машине. – Все косточки наружу… А глаза какие испуганные…

Барков вдыхает так, будто всосал в себя весь кислород в салоне.

– Бедненький…

– Мяв-мяв…

Мы трогаемся, и я лепечу:

– Думаешь, он блохастый?

– Прям всю голову сломал, – тормозит у тротуара так, что меня бросает вперёд.

– Я тебя не заставляю нас везти, – взвиваюсь я. – Можешь высадить нас на остановке!

– Чтобы ВЫ там от дубака скопытились? – делает тонкий голос, копируя меня. – И мне отец башку оторвал?

– А она у тебя есть? – цежу я. – Не замечала.

– Наверное потому что в твою мозги забыли положить, – цедит он в ответ.

Пихаю котёнка назад за пазуху, пыхтя от злости.

Сделав ещё пару вдохов, сквозь зубы спрашивает: