Плотно сжав губы, Никита вскидывает на меня сощуренные глаза.

– Дай пройти… – прошу, пряча от него свои.

Выпрямившись, делает шаг в сторону, и я проскальзываю мимо, стараясь на него не смотреть, чтобы не видеть его избитого лица, потому что когда я его вижу, мне хочется найти каждого из тех придурков и выстрелить каждому между ног из пейнтбольного ружья.

Встав на носочки от холода коридорного пола, подлетаю к крючкам, на которых висят дедовы куртки. Обшаривая карманы, бросаюсь от одной к другой.

– Ты что, плакала? – слышу мрачный вопрос за своей спиной.

– Не волнуйся, не из-за тебя, – бросаю не оборачиваясь.

– А из-за кого?

– А тебе не все равно? – нахожу в кармане фуфайки ключи от неизвестного чего. – Два дня назад тебе было по фигу, плачу я или нет.

Молчит, а потом тихо произносит:

– Я должен проползти на брюхе по стеклу, чтобы ты меня простила? Как я могу доказать, что больше никогда так не поступлю?

Втянув в себя воздух, сую руку в следующий карман, сокрушенно говоря:

– Не знаю.

– Ты босая, зайди в дом, – говорит напряжённо.

Порывшись в последнем кармане, нахожу портмоне из потертой, но очень мягкой кожи.

Такие уже не делают.

Всхлипнув, прижимаю его к груди.

– Что случилось? Свидание отменилось?

– Да, – развернувшись, иду в дом. – Но я назначу новое, не волнуйся.

– Алена… – хватает меня за локоть, как только вхожу в теплый коридор.

Смотрю на него, задрав подбородок, но губы предательски поджимаются. Закрыв второй рукой дверь, Ник смотрит на меня так нахмурив брови, что мне хочется их разгладить. Бросив взгляд на комнату за моей спиной, снова смотрит на меня.