— Уже ноябрь, — бросил он задумчиво. — В Вашингтоне всегда ноябрь. А здесь всегда август.
— Да уж, — отозвался Донахью. — Отчет получите к первому декабря, честное слово. Будет лежать на вашем столе до Дня Благодарения, ежели со мной ничего не случится.
— Я здесь не по поводу отчета, — отмахнулся Моррисон. — Мне нужно уладить кое-какие дела в конгрессе, но я решил предварительно увидеться с вами и нанести еще один незапланированный визит.
Донахью понимающе кивнул. Он читал в прессе, что специальный комитет при конгрессе осуществил проверку командировочных расходов правительственных чиновников, так что теперь даже начальник ранга Моррисона должен отчитываться за каждую поездку как за максимально деловую.
— Дело в том, — продолжил Моррисон, — что финансирование исследований по Латинской Америке заканчивается к первому января. Что вы об этом думаете?
— Да ничего. — Донахью пожал плечами. — Отчет будет готов на месяц раньше. Обратитесь насчет возобновления субсидий. Мы сейчас в самой плодотворной стадии — у вас отпадут все сомнения, как только увидите отчет.
— Да, конечно, Ян, но вы меня не поняли. В январе заканчиваются выплаты не только по вашему гранту. Прикрывают
— Но так бывает сплошь и рядом, — спокойно заявил Донахью, — а потом вмешивается администрация и деньги приходят — вы сами сто лет назад объясняли мне этот механизм.
— Только не на этот раз. — Моррисон покачал головой, глядя в окно. — Администрация сейчас преследует другие цели. Теперь все внимание переключают на Африку.
— Так вот оно что! Проклятье, теперь я знаю, с кем вы беседовали в конгрессе. С этим надутым кретином Грэхемом Бейкером, да?
Моррисон молча вглядывался куда-то вдаль, поверх университетских деревьев.
— Понимаю, — продолжал, помолчав, Донахью. — Он моложе меня. Ведь в этом причина?
— Нет, Ян, что за чушь! Такое случается только в химии или физике. Все дело — в идее. Это африканская идея, Ян. Проект «Латинская Америка» в этом году слишком много пересматривали. А африканская идея — это что-то новенькое, нуждающееся в первоочередных вливаниях.
— Ясно. Но сразу предупреждаю: ученый из Бейкера — никакой, не знаю, что он там сделает для вас.
— Я тут ничего не решаю. Вы же в курсе, что я не играю в политику, отчего порой страдаю. Посудите сами — в будущем году десятая часть вверенного мне бюджета пойдет на разработку лингвистических методик: как побыстрее обучить американцев говорить на языках сомали, бэмба, тсвана, люо и динка…
— Бред какой-то, — пробормотал Донахью, — забирают у меня средства, чтобы вложить их в какие-то сомнительные методики изучения никому не нужных языков. Джон, да испаноязычное население одного только Лос-Анджелеса превышает количество говорящих на языке люо во всем мире!
— Мне это известно. И не только мне. Я тут пообщался кое с кем из частных фондов — они-то не пляшут под дудку субкомитетов. У меня есть для вас парочка предложений. — Моррисон извлек карточку. — Слыхали о фонде Сейелла? На вашем месте я бы туда немедленно позвонил. Думаю, это ваш лучший шанс. — Он протянул визитную карточку Донахью. — Бенджамин Портерфилд, новый президент фонда. Я давно его знаю. Он у них нечто вроде консультанта по Латинской Америке. Будет рад с вами познакомиться.
Донахью взял квадратик картона, на котором жирным шрифтом были напечатаны лишь фамилия и номер телефона.
— Благодарю! Это по-дружески. Как насчет обеда в «Скандии»? Хочу вас познакомить кое с кем — дипломница, работает вместе со мной над отчетом, Грейс Уорнер.
— Я позвоню вам попозже, Ян. — Моррисон встал, чтобы откланяться. — Мне нужно вернуться в отель на пару часиков и сделать несколько звонков. Возможно, удастся решить некоторые вопросы по телефону.