Круглолицый вскинул руку, и разом наступила тишина.

— Тут ребенок хочет сказать! — выкрикнула «брыластая».

Круглолицый удивленно повернулся к ней, кивнул. Вперед бодро шагнул рыжий:

— Я предлагаю для… — он запнулся, взглянул на благостно кивавшую «брыластую». Та подсказала одними губами. — …для вредителей смертную казнь.

Круглолицый поднял ладоши и несколько раз звучно хлопнул. Хлопки тут же подхватили в рядах воспитанников. Не прошло и трех секунд, как зал завяз в дружных аплодисментах.

— Ну что же, — наконец возвестил круглолицый, — как говорится: «Устами ребенка глаголет истина». Итак, объявляется приговор: «Обвиняемых Гладышева, Гордеева, Яковлева и Осокину приговорить к смертной казни через повешение!»

«Роговая оправа» затравленно оглянулась.

— Люди! — крикнула она. — Да что же вы молчите? Почему вы молчите, люди? Сделайте же что-нибудь! Мужчины! Сделайте что-нибудь! Их же убьют сейчас.

Громила уже привычно-ловко ударил ее прикладом в лицо. Очки у «роговой оправы» лопнули, дужка улетела под стеллажи с молочными продуктами. «Роговая оправа» поползла по полу, оставляя за собой дорожку из мелких кровавых капель.

— Анна Андреевна, — растерянно произнес кто-то из «лояльных» детей, но его тут же одернул другой:

— Так ей и надо. Она дружит с врагами народа.

— Налево, вредители, — гаркнул громила. — Живенько, вон туда, бегом!

Шеренга распалась, сбилась в стадо, потрусила к указанному углу и замерла испуганно, подалась назад. За рядом прилавков, у хлебного отдела, стояла импровизированная виселица — поперечная стальная перекладина для транспортировки туш, укрепленная на высоте полутора метров, на стальных же «ногах», с приделанными по низу колесиками. Колеса сняли, а чтобы было повыше, виселицу водрузили на специальные деревянные стремянки, получилось в самый раз — метра два с половиной. Под перекладиной уже были предусмотрительно установлены четыре табурета, над которыми покачивались три петли. Худощавый верткий боевик как разумело вязал четвертую. Повернулся, подмигнул весело:

— Ну что, враги! Милости прошу к нашему шалашу.

Круглолицый остановился в стороне, наблюдал за происходящим с любопытством.

— Знаете, Артем Дмитриевич, — произнес «кашемировый», пока их вели к месту казни, поднимали на табуреты, связывали за спиной руки. — Император Калигула как-то сказал: «Надо убить многих, и тогда твое преступление сочтут за добродетель». На мой взгляд, он вовсе не был деспотом. Он был исследователем-психологом. Проверял, до какого же уровня скотства можно низвести людей, прежде чем они наконец вспомнят о том, что они — люди.

— Это вы к чему? — спросил рассеянно Гордеев.

— К тому, что Рим был государством свободных людей, а Калигула правил целых четыре года. Вдумайтесь, коллега.

С улицы донесся шум двигателя БТР.

— Оставьте меня! — заорал Владлен. — Существует Конституция! Женевская конвенция, в конце концов! Я требую беспристрастного суда.