— Что вы имеете в виду? — не сразу понял Осокин.

— Лет шестьдесят назад, Александр Демьянович, это все уже было. Чэсэвээны, чэсэиры и так далее.

— Что это?

— «Член семьи врага народа» и «член семьи изменника родины», — пояснил Лавр Эдуардович. — В то время было достаточно много расхожих формулировок.

— Вы думаете, это сегрегация? — нахмурился Гордеев.

— Вне всякого сомнения. И, полагаю, как раз по семейному признаку.

— Но при чем здесь дети? — возмутился Гордеев. — Они же не могут отвечать за родителей.

— Ха! — громко сказал бородатый Миша, переворачиваясь на спину. — Вот мы уже и согласны, что их родители в чем-то виноваты. Детишки, правда, ни при чем пока, но ничего, мы и для них что-нибудь подберем.

— Подождите, Михаил, никто же не сказал, что их родители в чем-то виновны! — возразил ошарашенно Лавр Эдуардович.

— Правда? — издевательски спросил бородатый. — А что же в таком случае сказал только что этот старый мудак? — Он перевел взгляд на Гордеева. — Вы их родителей знаете? Что, банкиры-чиновники рожей не вышли для нового общества? Так вы все здесь не красавцы! Жду не дождусь, когда вы этого доморощенного фюрера в жопу начнете целовать! Твари, — бормотнул он, вновь переворачиваясь на бок, — быстро вспомнили сталинские лозунги. «Прошла весна, настало лето…»

— Миша, вы не правы, Артем Дмитриевич имел в виду совсем другое.

— Вот только не надо! Я умею слушать и думать, — отрубил тот. — И не надо мне объяснять, что он имел в виду, а чего не имел.

— Я пойду к этому чудовищу… — Гордеев начал подниматься, ухватился за борт холодильника. — Я скажу ему…

— Пошел карась к щуке о справедливости потолковать, — тут же выдал Миша.

— Я понимаю ваш сарказм, — вспыхнул Гордеев. — И тем не менее я думаю, что мне удастся убедить его…

— Да угомонитесь вы, старый дурак! Сядьте! — злобно выдохнул Миша. — Хотите, чтобы нас расстреляли?

— Они не посмеют!

— Посмеют! Еще как!

— Артем Дмитриевич, — увещевающе произнес Лавр Эдуардович, — я бы на вашем месте не совершал опрометчивых поступков. Своим бунтом вы не добьетесь ничего, кроме разве что свежей порции синяков и ссадин.

— Попробуйте договориться с акулой или леопардом. Убийц невозможно перевоспитать. Их надо уничтожать.