— Совсем недавно я себе говорила, что лучше бы мы поехали в Северные Альпы, но как посмотрю на все эти лавины, — продолжает Иветт, — мы могли оказаться погребенными под снегом или сгорели бы в туннеле… В целом, тут тоже неплохо. По крайней мере, мы знаем, что находимся в опасности, а всех этих несчастных людей застигло врасплох — раз и все! — они никак не могли ожидать такого, это, наверное, ужасно.

Вот ведь оптимистка!

— Я вас оставлю, мне надо помочь мадам Реймон! К тому же ей не очень хочется оставаться одной в кухне, — тихо добавляет она.

Иветт выходит, Франсина входит. Новый поток слов.

— Я больше не могу, — говорит она, падая на застонавший диван, — какой страшный день! Мне следовало понять, что все пойдет наперекосяк, когда Иветт вчера выиграла. Я сломалась! И эти подвыпившие гусары в моем заведении! Счастье ваше, что вы не можете видеть все это, тоже бы волком взвыли! Хорошо еще, если они не запрут нас в погребе и не посадят на воду и хлеб — по куску на человека! Как подумаю, что они могли заподозрить несчастного Кристиана! И даже Клару! Почему бы уж не меня, в таком случае? Лучше бы занялись Яном. С самого начала это говорила. Ну, надеюсь, что ваш дядя сумеет достучаться до их рассудка. Как вы насчет чая? Я поставила воду. Потому что, как я всегда говорю, нельзя поддаваться обстоятельствам!

Подавальщица чая выходит. Верчу головой вправо-влево, гадая, кто появится следующим.

— Шины продырявили портативной аккумуляторной дрелью-отверткой.

Так, послушаем Лорье!

— Ее только что нашли. Угадайте, где? В цистерне. Дюпюи вспомнил, что видел что-то блестящее на дне, под водой. Мы час потратили, чтобы выловить ее, сделали что-то вроде удочки. И знаете что? Я уверен, что именно с ее помощью распяли Марион Эннекен. А почему ее спрятали здесь? Потому что здесь живет ее владелец! Все следы ведут в этот треклятый Центр. Ответ кроется здесь, в этих старых стенах. С завтрашнего дня я завязываю! Всю дирекцию задержать. После этого — подать прошение об отстранении от расследования, и пусть кто-то другой тут надрывается. А потом — две недели отпуска на Балеарах.

Он встает и выходит. Интересно, который час? Я не голодна, но это ничего не значит: в подобные моменты мне обычно не до еды. В соседней комнате лает Тентен, потом раздается голос Яна:

— Есть кто-нибудь?

Ориентируясь на звук, еду к нему.

— Элиз! Рад вас видеть.

Я подъезжаю к нему поближе, протягиваю ему руку, он сжимает ее своими, закованными в наручники.

— Вы такая милая. Я подам жалобу на жестокое обращение со стороны полиции. Они не имеют права бить меня и держать в цепях. Я повеселился, когда узнал, что кто-то продырявил шины, пока я сидел, как зверь в клетке, в их идиотском фургоне. А бомба, может, ее тоже я бросил? У них нет никаких оснований так обращаться со мной!

— Кое-кто думает иначе, — заявляет неслышно вернувшийся Лорье.

— Пайо! — восклицает Ян. — А ты тут какого черта?

— Он пришел на лыжах, — объясняет нам Лорье, — он нашел дневник Вероник в корзине с грязным бельем.

— Сволочь, — внезапно, словно не в силах больше сдерживаться, кричит Пайо, — ты меня хорошо сделал!

— Не понимаю… — не слишком уверенно протестует Ян.