– Что мы и делаем. Все заняты делами. Часть на местах, выколачивают информацию, берут последние интервью у тех, кто вчера был в парке; все остальные сидят в этом здании в затемненных комнатах и смотрят видеоновости или тонны размытых любительских видеосъемок – краснощекие дети с сопливыми носами. Но, с моей точки зрения, просматривать их – жуткая потеря времени. Тот, кто это сделал, ни в коем случае не мог попасть на семейные фото.
– Это сделал настоящий подонок. – Тинкер наконец повернулся взять пальто и невольно вспомнил пальто Стива Дойла, висящее в пустом кабинете.
– Да, я все понимаю. Это надо сделать… хоть и досадно.
– Где Магоцци и Джино?
Макларен на мгновение было смутился, но тут же поднял глаза к потолку.
– Ох, ты ведь, конечно, не слышал…
– Что не слышал?
– В округе Дандас у нас вроде еще один снеговик.
Лицо Родраннера, его руки и ноги совершенно онемели, а его тело, казалось, было покрыто полудюймовой коркой снега со льдом, что заставило его вспомнить о вчерашнем убийстве и снеговиках. Он поежился, По отнюдь не из-за температуры. Если бы он добрался до Харлея до того, как примерзнет к сиденью велосипеда и сам превратится в снеговика, то был бы счастлив.
Несмотря на мерзкую погоду и приближающееся переохлаждение, он остановился на мосту на Хеннепин-авеню и перевел дыхание, как всегда делал, когда ехал этим маршрутом – глядя на широкую замерзшую Миссисипи, на мост Стоун-Арк над ней, на старую кирпичную набережную, где старые мельничные здания давно были перестроены и теперь в них обитали люди, а не мука и зерно. Словно на рисунок старой почтовой карточки наложили изображения стройных современных небоскребов. Даже в снежном январском сумраке это был прекрасный город, и казалось совершенно диким и неправильным, что такие ужасные убийства произошли в столь красивом месте.
Он стоял так долго, сколько мог вынести, после чего, с силой нажимая на педали, миновал мост и дважды основательно упал, прежде чем понял, что никоим образом не сможет добраться до Харлея на его собственном велосипеде. Он развернулся и двинулся к дому.
Колея, которую Родраннер проложил на своей подъездной дорожке, отлично подходила для его горного велосипеда, но была узковата для непомерно широких шин «хаммера» Харлея. Но преодолеть пятифутовые заносы было детской забавой для мощной машины. Харлей пробился прямиком к парадной двери и нажал на клаксон.
Родраннер выглянул из фасадного окна своего цветастого, в викторианском стиле, домика, задернул портьеры и выскочил в парадную дверь. Он слегка прихрамывал.
– Спасибо, что заехал, – сказал он, влезая в машину.
– Вот уж не могу поверить – неужто ты был так глуп, что попробовал сегодня оседлать велосипед? Как твое колено?
Родраннер потрогал опухоль размером с гусиное яйцо, которую он заработал в одном из падений, и поморщился.
– Все в порядке. Я приложил к нему лед. Но я должен был попробовать. Автобусы и такси сегодня не ходят.
– Ты понимаешь, что в один из таких дней ты попадешь под колеса? – Харлей нежно погладил баранку. – Купи себе такую малышку, и у тебя вся жизнь изменится. Может даже, обзаведешься подружкой.
– Не могу поверить, что ты ее купил. Уж очень она отвратная, эта штука.
– Расслабься. Я большой мальчик, и мне нужны большие колеса. Кроме того, учти, что я живу не в Лос-Анджелесе и не вожу в ней ребятишек на тренировки по футболу. Это настоящая зимняя машина, и живем мы в Миннесоте.