— Да, Минни, я никогда тебе не говорил. Вы, дети, уже через многое прошли. Мышка, мне так жаль. Развод стал окончательным несколько лет назад. Ты помнишь, как иногда я уезжал в командировки на несколько недель, а Мими заботилась о тебе?

— Да.

— Ну, я думал о том, как позаботиться о твоей матери и как развестись. Это заняло много времени. Существуют очень специфические правила о том, как долго человек должен быть объявлен… сумасшедшим, — папа несколько раз сглатывает, — прежде чем, гм, судья разрешит развод.

Я прервала его. Теперь моя очередь исповедоваться.

— Я никогда тебе не говорила, но я тоже несколько раз навещала маму в больнице. Когда я училась в школе на востоке. Мне просто нужно было ее увидеть. Мне никогда не приходило в голову рассказывать тебе о своих визитах. Точно так же, как ты никогда не рассказывал мне о своих. Наверное, я подумала, что, поскольку мы никогда о ней не говорили, мы просто должны были вести себя так, как будто ее не существовало, но я никогда не переставала интересоваться ею.

Мой папа опускает голову на руки, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Да, я не буду отрицать, что боролся с тем, чтобы не хранить память о твоей матери, но женщина, которая была моей женой и твоей мамой, ушла. Я не хотел, чтобы тебе было еще больнее.

— Теперь я знаю, почему мы никогда не говорили о ней. Папа, когда я в первый раз пришла в гости, она меня совсем не узнала. Во второй раз она подумала, что я — это она, и спросила меня, как у тебя дела. Она действительно спросила: «Как Джил? Как поживают мои дети?»

Мой папа прижимает тыльную сторону костяшек пальцев к закрытым глазам и сглатывает. Затем, прокашлявшись, он говорит тихо и искренне:

— Минни, я никогда не хотел с ней разводиться, я был… мы были так влюблены, но после того, как она так сильно заболела и врачи сказали мне, что она никогда не поправится, никогда не выйдет, я подумал, может быть, просто может быть, мне повезет снова влюбиться… и теперь я влюбился. С тобой все будет в порядке?

Я потрясена, довольна и счастлива за него. Я бросаюсь в его объятия.

— Конечно, все в порядке. Лучше, чем в порядке. Это потрясающе. Поздравляю! — Я не могу не думать о своей матери. У меня никогда по-настоящему ее не было, но теперь у меня будет новая мать. Кто-то, кто был мне фактической матерью, хотя я никогда этого не признавала.

Затем мои эгоистичные мысли перелетают к тому факту, что у меня тоже будет новый брат. Ну что ж, сводный брат.

***

Вместо того, чтобы подстричь бороду Снэку, папа предлагает мне вернуться с ним к дому Колетт и высадить его. Тогда я побуду в Эль Камино до конца дня и вечером.

Когда мы прибываем с Вуки на буксире, меня встречают как давно потерянного родственника, вернее, так оно и есть.

Фифи и Эйден немедленно встают на колени, чтобы поприветствовать Вуки, когда он подходит к ним, более чем готовый принять их обожание. Папа выводит их всех из гостиной в семейную комнату.

Я собираюсь присоединиться к ним, когда из-за угла появляется босоногий Снэк в толстовке со Стэнфордом и джинсах. Он выглядит сонным и взъерошенным, как будто вздремнул. Я мгновенно настраиваюсь на то, как мое тело реагирует на него, как сексуально и непринужденно он выглядит.

Снэк проводит рукой по волосам, зевает и говорит:

— Эй, я тебя не ждал. Я подумал, что зайду к тебе домой после того, как вернется Джил. — Снэк наклоняет голову, поднимает брови и пожимает плечами. — Таааак, что ты думаешь?