Книги

Смысл Камня. Современный кинематограф Южной Кореи

22
18
20
22
24
26
28
30

Во второй части «Стальной дождь: Саммит» (Ян Усок, 2020) те же актеры, но сюжет и роли новые. Чон Усон теперь изображает нереально чистого душой и помыслами южнокорейского президента, Квак Товон — злодея-северокорейца. За товарища в этом фантастическом фильме сам лидер Северной Кореи в исполнении Ю Ёнсока. В Северной Корее никогда не было такого стройного лидера. Но в фильме вся ситуация в целом пугает смелостью фантазии: главы двух корейских государств и президент Америки оказываются в заложниках на подлодке и очень быстро в экстремальных условиях проходят путь от недоверия и неприязни до дружбы и взаимопомощи.

Не только товарищи

Ни один из жанров не табуирован по отношению к северокорейской теме. Примерно можно разбить массу фильмов с упоминанием КНДР на такие распространенные жанры:

1. Боевик (военный и шпионский прежде всего)

2. Триллер с элементами чистого зла

3. Эксцентричные и романтические комедии

4. Драма маленького человека

5. Документальные свидетельства

6. Притчи

Героический боевик в основном представлен упомянутым режиссером Кан Джегю. К его шпионским работам относится сериал «Айрис» (2009, 2013 гг). Этот продукт представляет шпионские страсти, которые едва ли переменятся, если перенести действие в любую другую страну хоть в Европе, хоть на Ближнем Востоке.

Боевики, даже взявшие за основу реальные события, концентрируют внимание на зрелищности и потому понятны зрителю вне контекста (если в дело не вступают разговоры политиков). Так что и «Сильмидо» (Кан Усок, 2003), и «Северная пограничная линия» (Ким Хаксун, 2015) могут восприниматься иностранным зрителем как просто боевики.

Шпионский боевик, например: «Шпион пошел на Север» (Юн Чонбин, 2018), где Хван Чонмин играет южнокорейского шпиона, «Берлинское дело» (Рю Сынван, 2013), в котором великолепно срежиссированы взаимодействия спецслужб из множества стран, и «Якша: суровые методы» (На Хен, 2022). Последний, может быть, даже слишком голливудский для поклонников азиатского кино.

Особняком стоит «Тайная миссия» (Чан Чхольсу, 2013). Первая часть этого фильма показывает мирную жизнь трех северокорейских шпионов, засланных в южнокорейскую глубинку, — как они оттаивают сердцем и начинают любить жизнь и людей вокруг. Первая часть по жанру — эксцентрическая комедия. Вторая часть, по сути, сплэттэр, забрызгивающий кровью всё вокруг, в попытках спецподразделений Севера и Юга убить трёх симпатичных парней, полюбившихся зрителю в первой половине фильма.

Этот странный гибрид выносит тему противостояния идеологий и укладов за пределы противостояния стран. Конфликт разворачивается между войной и мирной жизнью, верностью военной присяге и гуманностью, героической смертью и возможностями обычной жизни. За войну сражаются спецслужбы (пусть и не вместе), за мир — вчерашние шпионы, мечтающие о любви и дружбе. Пока что побеждают спецслужбы. Но среди них есть агент, сочувствующий шпионам. И просто люди, бывшие соседи северокорейских шпионов, сохранившие добрую память о погибших.

«Охота» (Ли Чонджэ, 2022) стоит повторного упоминания, потому что из-за сложности политического контекста может показаться еще одной запутанной стрелялкой. А между тем в основе фильма — идеологическая схватка двух человек, и сражение их тем более удивительно, что оба они хотят справедливого мира и добиваются его террором. А убеждения у обоих так глубоки и сильны, что в момент покушения на южнокорейского диктатора оба вдруг разворачиваются против своих. Северокорейский шпион палит в убийц из КНДР, чтобы предотвратить развязывание войны через убийство президента. Его южнокорейский противник, наоборот, бежит с пистолетом за машиной президента. Красота шпионской игры в том, что за добросовестным выполнением обязанностей прячется работа на другую разведку, а за ней еще много личного. Эта история о «двух товарищах» могла бы закончиться хорошо, если была бы сказкой вроде «Стального дождя» и «Кооперации».

Триллер с элементами чистого зла — «V.I.P.» (Пак Хунджон, 2017) объединил особенно любимую тему кино последних лет (не только корейского) о маньяках с противостоянием Севера и Юга. На экран выведен дипломатически неприкосновенный сумасшедший садист, с которым абсолютно невозможно договориться. Но, поскольку от маньяка страдают люди и в Северной Корее, и в Южной, и в любой стране, куда бы его не занесло, этот маньяк выступает как бы порождением социалистической системы, а не корейской нации. Удивительно при этом, что маньяка играет популярный актер, пришедший из модельного бизнеса, — Ли Чонсок. Как будто северокорейца невозможно больше изобразить внешне непривлекательным.

Эксцентрическая комедия оказалась перспективным жанром для демонстрации преимуществ человеческого общения перед дикостью войны. Корейские романтические комедии часто наполнены эксцентрикой, почти как немые комедии. Например, «Любовь Севера и Юга» (Чон Чхощин, 2003). Но и более поздние фильмы в этой категории сохраняют внешнюю веселость и живость картинки, не скрывая при этом подлинно трагическую основу событий.

Стоит отметить как минимум три фильма: «Добро пожаловать в Тонмакколь» (Пак Кванхён, 2005), «Западный фронт» (Чхон Сониль, 2015), «Дети свинга» (Кан Хёнчхоль, 2018). В этих фильмах северные и южные корейцы абсолютно одинаковые люди с одним языком, ценностями, отличающиеся друг от друга лишь военной формой, — волей случая оказавшиеся по ту или иную сторону. Действие всех трех фильмов происходит во время гражданской войны 1950—9153 гг.

Абсурд вражды показан при помощи невероятно нелепых ситуаций и кадров. Например, в «Западном фронте» есть погоня, в котором северный кореец на танке с искривленным дулом гонится за американским самолетом по полю, а за танком на корове гонится южанин.

В мюзикле «Дети свинга» (фильм основан на успешном театральном мюзикле «Ро Гису») северокорейский пленный в интернациональном военном лагере, обученный степу пленным же афроамериканцем, тренируется танцевать степ под песню «Hava Nagila». Тоже очень прозрачный намек на жертвенную роль обычных рядовых корейцев в войне. В этом же фильме состоится трагикомичный спор между корейской крестьянкой и афроамериканцем на тему «кому хуже живется». Последнее слово остается за крестьянкой — хуже всего быть женщиной на войне.