Ничуть не запыхавшись после ранней пробежки, Джонатан поднялся к себе в номер и прошел в душ.

Ему сегодня не спалось. В голове крутилось произошедшее и он всё больше понимал, что был не прав. Да, он знал - видел - что Кьяра не выкладывалась до конца; осознанно контролировала себя, будто не желая показать больше, чем он заслуживает. И это выводило из себя.

Но даже в этом случае она была лучшей танцовщицей из всех, кто ему встречался. А видел он многих.

Она была не просто идеальна физически, несмотря на невысокий рост, не просто точна в каждом своем движении. Она была совершенна в душе танца, чьи искры он научился чувствовать в окружающих. Которыми обладал сам и которые ярко горели у нее внутри.

И речь шла не о безусловном таланте. Не о желании танцевать и умении полностью погрузиться в то, что делаешь. Речь шла о внутреннем наполнении, когда двигаться под свои ритмы  становилось так же естественно и важно, как дышать.

Таким людям бывало сложно заняться чем-либо другим. Иногда приходилось это делать - по разным причинам - но их жизнь тогда становилась похожей на жизнь прикованных к аппарату искусственного дыхания. Можно существовать,  дышать, даже быть счастливым.

Но так, как с танцем, не будет никогда.

У него, как и у любого честолюбивого хореографа, была потребность раскрыть танцора, вытащить из него всё, о чем тот мог даже не подозревать в себе. А Кьяра имела наглость сопротивляться, и поэтому…

Джонатан усмехнулся и уткнулся головой в мозаичную стенку душа, чувствуя как струи воды стекают по напрягшейся шее. Кого он обманывает? Всего лишь отговорки. Нет никаких «поэтому». На самом деле проблема в другом.

Раскрыть её полностью, заставить показать душу танца ему хотелось лишь во вторую очередь.

А вот в первую хотелось совсем иного.