Дуэль.

Впереди же, на горизонте, садилось красное солнце, окрашивая окружающий мир в привычные нам оранжево-бордовые всполохи; я поймала себя на мысли, что это может быть последний закат в моей жизни, но тут же её отбросила. Небо становилось насыщенного фиолетового цвета. Где-то внизу извивались почти невидимые реки и долины. Все это было настолько величественно, живо и, одновременно, уютно, что легко было представить, что в этих горах могла существовать разумная жизнь.

Могла,  но вряд ли будет. Даже если планета останется нетронутой в этот раз, спустя какое-то время её поглотят.

Край всегда суров.

Солнце практически скрылось, и вокруг нас сгустились тени. Дроны тут же дополнились маленькими фонариками, разгонявшими темноту и делавшими возвращение безопасным.

- Кыш, - буркнул на них Джонатан, когда мы зашли в «дом».  Я хмыкнула и повернулась к нему:

- И зачем ты их прогнал? - подошла ближе и нежно провела по резкой скуле, очертила контур губ и слегка царапнула шею. Муж перехватил мою руку, уже ласкающую его грудь.

- Затем, что нашим детям не стоит показывать абсолютно всё, что с нами здесь происходит.

Я задохнулась от бархатного голоса и обещания, прозвучавшего в этой фразе, а потом вздрогнула, когда Джонатан поцеловал моё запястье, глядя прямо в глаза.

Его радужка потемнела и стала почти черной. Я почувствовала, как мое дыхание прервалось. Вот так, одним взглядом, он мог пробудить во мне самые сокровенные желания, самую сильную жажду.

Обладать и отдавать. Властвовать и подчиняться. Поддаваться и возражать.

Верить.

Я облизнула пересохшие губы, и взгляд Джонатана тут же переместился на них. Тогда я позволила себе немного поиграть. Моя рука, сопровождаемая ласкающим взором, погладила нижнюю губу, потеребила мочку уха, перекинула волосы за плечи и нажала на застежку комбинезона.

С мягким шелестом его верхняя часть распалась на две половинки.

Я не останавливалась. Смежив веки, провела пальцами по краю кружевного бюстгальтера: мне нравилось дразнить мужа, и потому я теперь отдавала предпочтение самым умопомрачительным комплектам, к которым привыкла на Земле, а не к молекулярно - силиконовым накладкам, принятым среди звездолетчиков. Чуть сжала грудь, ласкающим движением спустилась ниже и нырнула пальцами во все еще закрытую нижнюю часть комбинезона.

Запястье снова перехватили. Я слышала тяжелое дыхание Джонатана, чувствовала его сильные пальцы, которые будто не могли решиться продолжить начатый мною путь, тонула в его горьковато-пряном запахе, окутавшем меня теплом. Я ждала.

Джонатан бережно снял с меня одежду и обувь и уложил меня  на кровать на живот. Он разминал мышцы спины, выцеловывал, лопатки, языком прокладывал дорожки вниз, отчего кожу покалывало; самое пристальное внимание уделил пояснице и ягодицам, дополняя легкие движения пальцев поцелуями; гладил мои ноги, умело надавливая на нужные точки. С каждой секундой я возбуждалась все больше, впиваясь руками в подушки, гася крики и выгибаясь, как тетива лука. Наконец, он перевернул меня на спину, но не для того, чтобы удовлетворить, наконец, бушующее во мне желание. Его целью было другое - зажечь пламенем каждую клеточку моего тела, заставить забыть обо всем, заставить умолять. Пытка ласками продолжилась. Его пальцы, играющие на моих сосках свою мелодию; ладони, накрывающие мою грудь; язык, создающий собственный рисунок; губы, впивающиеся в средоточие моего желания. Я тонула в море удовольствия; стонала и рычала, требуя, чтобы он остановился. Чтобы он не останавливался.  Чтобы был со мной. И когда он, наконец, сорвал с себя одежду и вошел в меня одним мощным движением, я почувствовала, как практически теряю сознание от накатывающих волн наслаждения.

Последнее, что я услышала, перед тем как полностью погрузиться в бессознательную эйфорию, были его слова, произнесенные срывающимся голосом:

- Я тебя ему не отдам.