Интересно, многие ли из тех, кто смотрел «Супервета», обратили внимание на каштан, растущий рядом с вишневым деревом? Я посадил эти деревья в память о моих дорогих друзьях Филиппе и Малкольме. Деревья напоминают мне, что «всегда нужно поступать правильно, даже если ни-кто не смотрит» и «всегда нужно верить в свою большую мечту». Практически во всех эпизодах «Супервета» зрители видят аэрофотосъемку нашей территории, но, думаю, вряд ли кто-то обратил внимание на эти деревья. Физическое воплощение самых важных для меня образов всегда на виду, но именно их большинство зрителей и не замечает.

К моему огорчению, вскоре после того, как я посадил каштан у нашей клиники в Ишинге, он был сокрушен ураганом 2008 года. Дерево сломалось у самой земли, корни поразила болезнь, и каштан погиб. Я был подавлен и думал, что навеки потерял единственную материальную связь с моим другом Филиппом, человеком, который вдохновил меня на поиски своего «поля мечты». Дерево, которое я видел каждый день, дарило мне надежду даже в самые мрачные времена. Память о Филиппе жила в ветвях моего каштана — такого же, как тот, на который я забирался в детстве, любуясь раскинувшимися во все стороны пятипалыми листьями.

Через несколько месяцев после операции белая немецкая овчарка Митци бегала по полю за нашей клиникой, а я кидал ей палки, проверяя результаты лечения. Собака носилась вокруг, вертелась и крутилась на своей бионической лапе. Она пользовалась ею так же свободно, как если бы лапа была частью ее тела. Я рассеянно потянулся к живой изгороди и отломил ветку, чтобы кинуть собаке, а она бы принесла ее мне. И тут я понял, что это ветка каштана. Я вгляделся в кустарник и, к своему удивлению, обнаружил: пень дерева Филиппа дал новые ростки. Каштан не погиб, а значит, жива и надежда! Природа способна творить настоящие чудеса — регенерировать собачью лапу или возродить дерево. Шансы увидеть Митци бегающей по полю на бионической лапе, как и найти ожившее дерево Филиппа, были крайне малы, но вопреки всему это произошло.

Я мысленно улыбнулся и поблагодарил Филиппа за важное напоминание о том, что моя «причина» оказалась достаточно веской и коренится на земле клиники Фицпатрика.

18

УИЛЛОУ

Исцеление любовью

Я благодарен программе «Супервет». которая дала мне поразительную возможность показать реальное путешествие любви и надежды людям, которым дороги животные. Эта программа пробуждает уважение к животным, в ней рассказывается о возможности хирургических и иных медицинских решений, которых ранее не существовало. Я надеюсь, что признание животных-компаньонов членами семьи со временем приведет к повышению ответственности за жизнь всех животных — причем не только домашних, но и диких. Но путь повседневных усилий для достижения этой цели отнюдь не устлан розами.

Жизнь напоказ очень трудна, хотя я сам выбрал для себя этот путь. Я понимаю, что тем самым превращаю себя в мишень для комментариев в социальных сетях, ведь порой гибель персонажа программы очень ранит. Если, несмотря на все наши усилия, что-то идет не так и лечение не приносит ожидаемых результатов, опекуны животных иногда испытывают сильный гнев и даже обвиняют нас. Чаще всего негативные и уничижительные замечания в мой адрес высказывают люди или организации с совершенно противоположными взглядами, и меня очень печалит, когда к ним присоединяются коллеги-ветеринары. Конечно, каждый имеет право на собственное мнение, а мне остается лишь попросить их понять, что все мы хотим одного и того же — лучшей жизни для животных и людей, мира, который можно передать нашим потомкам. К сожалению, я все еще воспринимаю негатив очень близко к сердцу. И хотя необоснованная враждебность не помешает мне выполнить свою миссию, я бы солгал, если бы сказал, что критика порой не причиняет мне боли.

* * *

Как-то в четверг, около десяти часов вечера, вскоре после начала съемок шоу «Супервет» в 2014 году я сидел в кабинете за компьютером, обхватив голову руками. Весь день мы принимали пациентов, и я только что вернулся со своей пятой за сутки, особенно изнурительной операции совершенно измотанный. За последние двадцать пять лет я не раз чувствовал себя выжатым как лимон, но на сей раз все было иначе. Это была опустошенность с примесью дурных предчувствий. Я понял, что следующий пациент будет тяжелым, сразу же. как только поговорил с лечащим ветеринаром.

Я включил свет в смотровой, как только ко мне внесли безвольно обмякшее тело двухлетней собаки породы лерчер, которую звали Уиллоу. Собаку сопровождала вся семья: Норин, Грэхэм и одиннадцатилетний Лев. Еще до того, как я закончил предыдущую операцию, мои коллеги и ассистент из съемочной группы попросили разрешения включить камеру во время этого приема. Семья согласилась, желая сделать все, что возможно, для Уиллоу и других собак в будущем.

Молодая собака с разбега налетела на дерево и сломала шею. Сейчас она неподвижно лежала на коврике в моем кабинете, тихо поскуливая. Ей было мучительно больно, шея выгнулась назад, глаза были широко открыты и налиты кровью от ужаса. Она потеряла способность двигать конечностями и что-то чувствовала, лишь когда я щипал ее за пальцы. Уиллоу была парализована, или, если точнее, находилась в обездвиженном состоянии тетрапареза. Ситуация была на грани жизни и смерти. Было ясно, что нужно принимать экстренное решение: либо усыпить собаку, либо оперировать. То есть пытаться спасти ее или отпустить с миром? Норин, Грэхэм и Лев были растеряны. Мальчик просто сидел, уткнувшись взглядом в колени, в явном смятении. Их тяжелые мысли повисли в воздухе. Атмосфера была невыносимо напряженной. Я молча осматривал собаку. Это длилось несколько мгновений, показавшихся вечностью. Собака угасала на глазах и испытывала мучительную боль.

Я быстро и спокойно объяснил, что, если мы решим делать операцию, это будет очень рискованно и тяжело. Хотя шансы на то, что Уиллоу снова будет бегать, есть, но в этом нет никакой уверенности. Норин и Грэхэм спросили, можно ли просканировать позвоночник Уиллоу, чтобы понять, насколько серьезен перелом. Я ответил, что оценить тяжесть повреждений спинного мозга не всегда возможно и сканирование не даст ответ, будет ли операция удачной. Обещать я мог только одно — сделать все возможное в этих обстоятельствах. После сканирования Норин, Грэхэму и Льву предстояло принять очень трудное решение. Они ушли в зал ожидания, держась друг за друга и цепляясь за последнюю надежду.

Мы обезболили Уиллоу и поместили ее в сканер. Мое сердце стучало уже где-то в горле, а жизнь Уиллоу едва пульсировала в наших руках. Сканирование заняло несколько секунд, но пара минут ушла на реконструкцию изображений, которые протянулись колючей проволокой сквозь мою голову. Мы обнаружили у Уиллоу оскольчатый перелом среднего отдела второго шейного позвонка (в области так называемой оси «нет» — мы качаем головой с его помощью), сразу за первым шейным позвонком (атлантом, или костью «да», — с его помощью мы киваем). Другими словами, шея собаки была сильно повреждена. Перелом находился за точкой, в которой спинной мозг выходит из головного мозга. Спинной мозг был сильно поврежден смещенными позвонками и обломками костей, которые вонзились в него, как копья. Костный выступ передней части второго позвонка, на котором вращается атлант, тоже вонзился в спинной мозг, поскольку оба позвонка были вколочены друг в друга и раздроблены в момент удара о дерево.

Это был наихудший сценарий перелома, потому что фрагменты кости были очень мелкими, и я не мог вставить шпильки непосредственно в них. Мне пришлось бы устанавливать кости по обе стороны для закрепления, а потом разводить или растягивать место перелома. Более того, не было гарантии, что после такого вмешательства спинной мозг восстановится. Уиллоу может подвергнуться тяжелой операции, но не поправиться. Однако наибольший риск заключался в том, что, как только мы удалим фрагменты сломанного позвонка, может начаться неконтролируемое кровотечение из венозных синусов, имеющих очень тонкие стенки. Таких синусов особенно много во втором шейном позвонке, у основания спинномозгового канала. Эти синусы почти наверняка были повреждены во время удара. Если я удалю острые осколки костей и не смогу избежать кровотечения. Уиллоу будет терять около 5 мл крови каждую секунду, пока я не соберу кости вновь. Все это нужно было проделать очень быстро, иначе собака истечет кровью прямо на операционном столе. Безопасного способа проникнуть в канал и остановить кровотечение после удаления осколков просто не было.

Я снова пригласил семью в свой кабинет. Их тревога и стресс ощутимо легли на мои плечи. Юный Лев был еще более бледным, чем раньше, если такое вообще возможно. Норин дрожала и держалась за руку Грэхэма. Их глаза были полны страдания, когда я объяснил всю тяжесть ситуации. А потом мы с Норин попытались объяснить это Льву, но мальчик лишь кивал. Норин и Грэхэм беспомощно переглянулись.

— Вы в порядке? — вдруг спросила меня Норин.

Ее голос нарушил тяжелую тишину, повисшую в кабинете. Вопрос удивил меня: никто не спрашивал, все ли со мной в порядке.