Нож еще не вышел целиком и ухмылка этого наглеца не успела стать оскалом, как я молниеносным движением выхватил из-под ворота рубашки тонкий дротик и метнул его точно в руку прихвостня. Оставаясь все таким же спокойным и расслабленным на вид, я даже успел взяться за свой кувшинчик, когда этот косорылый только понял, что его рука намертво пришпилена к широкому кожаному поясу на животе. Тонкая стрелка пронзила кисть чуть ниже запястья, ближе к пальцам, и просто пригвоздила уродливую клешню к брюху, защищенному плотной стеганой курткой. Нож так и остался вынутым на две трети, а беззубый взвыл, багровея от нестерпимой боли. Вены у него на лбу вздулись, а выражение на лице исказилось так, что мне самому стало жалко несчастного. Дротики, которые мне делали самые лучшие ювелиры в этом городе, были так хитро устроены, что могли двигаться только в одну сторону. Мелкая насечка на каждом метательном снаряде, словно чешуя у рыбы, задавала оружию только одно гладкое направление, куда оно скользило беспрепятственно. В обратную сторону приходилось вырывать с мясом. Дня не проходило, чтобы я не упражнялся в метании этих хитрых приспособлений. Устройство подобного оружия я подсмотрел у одного из держателей караванной охраны, опытного и проворного бойца, родом из Полхии.
Пока беззубый корчился от боли, я налил себе в чашечку немного настойки, быстро и с удовольствием выпил и, бросив в рот кусочек соленого и душистого мяса, подался вперед, резко выдергивая дротик обратно.
Пятно крови стало расползаться по стеганой куртке и холщовым штанам, а взгляд старика и вовсе остекленел, как и лицо замерло в страдальческой гримасе.
— Пошел вон, плешивый, будешь мне еще портить обед, истекая здесь своими грязными соками.
Не говоря ни слова, старик медленно развернулся и, согнувшись пуще прежнего, поплелся неуверенной походкой к своим товарищам, прижимая искалеченную руку к животу. Те, в свою очередь, заметили неладное и, не разбираясь, стали выхватывать оружие. Но капитан Таус их остановил резким возгласом и сам нагнулся к старику, разглядывая рану. Поняв наконец, что укол дротика не смертельный, а просто очень болезненный, капитан успокоился и шагнул мне навстречу.
Я к тому времени уже протер дротик от крови, но убирать его не спешил, теребил в руках.
— Ты, заморыш! Посмел напасть на моего ветролова!
— Да я даже с подушек не вставал.
— Я вырву тебе потроха, поджарю и заставлю тебя их съесть!
— Спасибо, но я уже сыт.
— Я человек благородный и не привык к подобному обращению! Выбирай, как ты хочешь, чтоб тебя убили или, может, просто покалечить?
— Думаю, лучше убить, но объятьями молодой прелестницы, календарей эдак через сто.
Внезапно из вороха подушек поднялся здоровяк Азар, будто медведь из берлоги. Одну из подушек он держал в руках словно щит, другую как кистень.
— А ну! Кто первый зубов себе поубавить? — заревел небоход, глядя на удивленную толпу выпученными, покрасневшими глазами.
Во всем зале повисла могильная тишина, и только здоровенная муха прожужжала над всей этой немой сценой, разгоняя струйки дымного воздуха. Еще через мгновение капитан разошелся раскатистым смехом, задорным и веселым. Из-под других пологов стали выглядывать любопытные лица завсегдатаев, прервавших на время свою игру. Всем было интересно, чем закончится этот странный и налепый конфликт.
— Друзья мои! — пробасил Таус сквозь судороги смеха, сотрясающие его живот. — Нам посчастливилось встретить в этой дыре смелого и достойного игрока! Вот удача! Сыграешь с нами, смельчак?
— Сыграем, коль золота не жаль, — буркнул я, оставаясь все таким же невозмутимым, как и был.
— Эй, куратор! Подай-ка нам кости! Да только смотри, чтоб новые были, не тертые!
Вся команда капитана неохотно задвинула обратно оружие и стала подтягиваться к пологу. Сомневаюсь, что кто-то из них сам собирался играть со мной, они, хоть и выглядели бывалыми, в чужом городе с завсегдатаем игорного дома за один стол не сядут.
Азар, все еще стоящий на изготовку, вооруженный подушками, резко бухнулся на задницу и опустил руки.