В это время открылась “кормушка”, и в ней показалось лицо контролера:
– На “р”? – поинтересовался он.
– Радзинский, – признался я, будучи единственным обитателем камеры, чья фамилия начиналась на “р”.
– На выход, – скомандовал контролер и залязгал ключом в двери.
– Я же чуял, – торжествующе заявил Погосов. – “Конторские” сначала диссидюг в “расход пустят”, чтобы те с американцами не снюхались, а потом нас, барыг, “расшмоляют”. Война, блядь. Им от опасных зэка надо избавляться. Все, кранты.
Вызов в такое позднее время был необычным явлением: уже прошел ужин, до отбоя в десять вечера оставалось, по нашим подсчетам, часа два, и меня дергают из камеры? И это не перевод в другую камеру: “дергают-то” без вещей.
Странно. Может, и вправду что-то произошло и гэбэшники решили избавиться от “ненужного” элемента?
Юра Глоцер с сочувствием глядел на меня, понимая, что пришло мое время. Он трогательно сжал мой локоть и хлопнул по плечу: прощай, брат.
Я, как было положено, заложил руки за спину и отправился в ожидавшую меня неизвестность.
Погосов, однако, ошибся: вместо того чтобы спустить на мифический “третий подземный” и расстрелять, конвоир доставил меня на “третий надземный” этаж следственного отдела КГБ СССР в хорошо знакомый мне кабинет Круглова. По дороге я внимательно прислушивался, но так и не услышал ни грохота взрывавшихся американских бомб, ни свиста пуль, ни артиллерийской канонады.
Круглов выглядел необычно грустным и сдержанным: он кивнул на мое место за столиком у двери, отпустил конвоира и продолжал молча сидеть за столом, глядя в бумаги.
Затем поднял на меня ясные серо-голубые глаза чекиста и, вздохнув, сообщил:
– Олег Эдвардович, в стране большое горе: умер Леонид Ильич.
Хоть страна уже давно ждала смерти Брежнева, эта новость застала меня врасплох: я как-то совсем забыл о Брежневе за рутиной тюремной жизни.
Мы оба помолчали.
– Поздравляю, Сергей Борисович, – наконец сказал я.
– Что вы?! Как вы можете?! – неискренне запротестовал Круглов. – Умер руководитель страны!
– Сергей Борисович, я вас поздравляю не со смертью “дорогого Леонида Ильича”, а с тем, что теперь, наверное, Юрий Владимирович станет генеральным.
Юрий Владимирович был Андропов, председатель КГБ СССР.
– Ну, – не сумел сдержать улыбки Круглов, – это как решит Политбюро. Мы с вами этого не знаем, – продолжал он. – Как Политбюро решит, так и будет.