– В который врезался пёс?

– Я едва не расплакался.

Онория скорчила рожицу:

– А я, кажется, заплакала.

– Один кусок мне удалось спасти.

– А мне не досталось ничего, – завистливо проговорила она. – Но запах у него был божественный.

– О да. – Он принял такой вид, словно само воспоминание сулило райское блаженство. – Так оно и было.

– Знаешь, я всегда думала, что Дэниел имел какое-то отношение к тому, что Лютик забежал в дом.

– Я в этом уверен, – согласился Маркус. – У него было такое выражение лица…

– Надеюсь, ты ему врезал.

– Чуть дух не вышиб, – заверил он девушку.

Она улыбнулась:

– Но не совсем?

– Не совсем, – улыбнулся он в ответ и рассмеялся от воспоминаний. Маркус протянул Онории маленькое шоколадное пирожное в форме тругольника, такой восхитительный коричневый кусок на хрустящей белой бумаге. От него пахло просто божественно. Онория глубоко вдохнула этот запах и улыбнулась.

Затем она взглянула на Маркуса и улыбнулась снова. Потому что на минуту почувствовала себя самой собой, девочкой, которой она была несколько лет назад, когда целый мир лежал перед ней ярким сияющим шаром, обещавшим так много. Она даже не думала, что скучает по этим чувствам – по ощущению родства душ, своего места в мире, когда находишься с кем-то, кто тебя знает, видит насквозь и всё равно считает, что с тобой можно вместе посмеяться.

Странно, что именно Маркус вызывает в ней такие чувства.

А с другой стороны, вовсе не странно.

Она взяла пирожное из его рук и вопросительно посмотрела на лакомство.

– Боюсь, что у меня нет никаких салфеток, – извиняющимся тоном проговорил Маркус.

– Похоже, от него может быть ужасный беспорядок, – сказала Онория в надежде, что её давний друг поймёт намёк. На самом деле она имела в виду: «пожалуйста, скажи, что ты не станешь возражать, если я засыплю крошками всю твою карету».