Я посмотрела на пистолет. Потом на Майкла. И снова на пистолет. Комната, должно быть, действительно была звуконепроницаемой, так как я не слышала топота спешащих сюда ног. Но в конце концов, кто-нибудь все равно захочет спуститься, чтобы проверить её. Я не могла стоять здесь целую вечность и держать нас в подвешенном состоянии, размышляя о том, как поступить. Как бы мне этого ни хотелось.
Я должна убить его. Если я этого не сделаю, то в чем тогда смысл всего того, что я уже совершила? Ради чего погибли одиннадцать человек? Зачем было обставлять все эти смерти? И зачем, зачем я тогда убила брата, своего единственного любимого человека? Если я не убью Майкла, то они умерли напрасно. И все мои тайны станут достоянием общественности. Меня будут ненавидеть. Преследовать. И даже если мне удастся сбежать и начать новую жизнь, я всегда буду оглядываться через плечо.
И тем не менее… тем не менее.
Я вспомнила, как решительно сжались челюсти Майкла, когда он сказал, что поедет со мной в Элктон. Счастье в его глазах, когда он мешал соус для лазаньи и наливал мне горячий шоколад в кружку. Легкую щетину на его лице, когда он целовал меня и отрывистый голос, когда говорил, что любит. И то, как мама описала сияние на моем лице, когда я поняла, что крепко держу его любовь в своем кулачке.
И внезапно я прозрела. Это была любовь. Любовь – это не застрелить кого-то, даже если без этого никак. Любовь – это оставить человека в живых, чтобы он разрушил твою жизнь и потоптался на ее руинах. Потому что ты просто не можешь вынести мысли о его смерти. Любовь – это ставить чьи-то потребности и желания выше своих. Я не могла застрелить Майкла, потому что любила его.
— Дай мне час, чтобы исчезнуть. Это всё, о чем я прошу, — сказала я, заткнув пистолет за пояс.
Он ничего не ответил. Я повернулась к нему спиной и, не оглядываясь, направилась к двери. В глубине души я надеялась, что он остановит меня, но этого не произошло. Мне очень хотелось, но я не могла обернуться и посмотреть на него. Я не хотела, чтобы последнее выражение, которое я увижу на его лице, было выражение ужаса или отвращения.
Каждую секунду я ожидала, что кто-то схватит меня за плечо и скажет, что я под арестом. На этот случай у меня был пистолет. Я скорее застрелю себя, чем стану пленницей той же системы, которая удерживала моего брата. Но ничего из этого не произошло. Я спокойно кивнула на прощание копам, всё ещё копающимся в бумагах, залезла в мамину машину и, образно говоря, уехала в закат.
Глава 23
Давным-давно меня звали Джулией Ванн. Потом, Люси Блэк. И снова Джулией Ванн, только недолго.
Теперь я Ариэлла Браун. Я хотела назвать себя в честь Алейн или одной из сестер Майкла, но передумала. Я же не дура и не стану делать ничего, чтобы помочь им найти меня. «А» — достаточно для того, чтобы отдать должное.
Ариэлла Браун живет в Нью-Йорке. Это большой город и в нём легко затеряться.
Я набирала в гугле имя «Джулии Ванн» столько раз, что даже начала переживать за то, что меня отследит полиция. Хотя я и пользовалась ворованным соседским вай-фаем. Джулия Ван, одиннадцатилетняя жертва рака, всё ещё мертва. Волейболистка Джулия Ванн решила, в конце концов, учиться в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и получать стипендию (и, кажется ей там нравится, даже не смотря на недавнее растяжение связок плеча). Обо мне же не было ни слова. Полагаю, копы хотели сохранить в тайне всё, что произошло. Никто не захочет признаваться, что его обхитрила недалекая школьница.
Однако, меня кое-что удивило. Я набирала в поиске всех, кто был связан с делом, начиная Спенсом и заканчивая Джозефом Гудменом и Мирандой. И ожидала найти некролог о её смерти от ошеломленных родственников и друзей, не понимающих почему она опустилась до наркотиков. Но, судя по всему, я подсыпала ей мало таблеток, потому что несколько месяцев назад на сайте государственного колледжа я нашла информацию о новых студентах, которые будут получать степень магистра по социальной работе.
Но я ни разу не набирала в поиске имена своих родителей. У Ариэллы Браун их нет. Могу только предположить, что мистеру и миссис Блэк живется счастливее без детей.
Судя по всему, Миранда ничего не рассказала, так же, как и Майкл. По, крайней мере, гугл мне об этом не сообщил. Иногда мне становится интересно, достаточно ли любил меня Майкл, чтобы сохранить мои секреты? Сослался ли он, как и я в свое время, на амнезию? А может, по его щекам скатилось несколько больших крокодиловых слёз, после чего он влился в свою обычную жизнь так, как будто меня никогда и не было.
Гугл говорит, что у него были хорошие успехи в прошлом году. Майкл дошел до соревнований между штатами и финишировал на стометровке «баттерфляем» четвертым. Осенью он начнет изучать в Нью-Йоркском университете историю и продолжит заниматься плаванием. Здесь живет его старшая сестра, та которую он считал своей тётей. Я пару раз проходила мимо здания, где она живет. Может, даже и видела её, но точно не знаю, потому что плохо помню, как она выглядит. Иногда я задаю себе вопрос, не переезжает ли он в Нью-Йорк для того, чтобы быть ближе к своей сестре и наверстать то, что они упустили, живя далеко друг от друга?
А может, это из-за Алейн, которая будет учиться в Колумбийском университете. После того, как я исчезла, Алейн погрузилась в учёбу. Это закончилось тем, что ей доверили произносить прощальную речь на выпускном и она стала ведущей солисткой хора, который успешно показал себя на региональных выступлениях. Я смотрела их видео в интернете; её голос стал еще более красивым и глубоким, чем раньше. В нем чувствовалась какая-то грусть, которая вызвала слезы на глазах у судей. Иногда мне представляется, что именно я её причина.
Они сейчас вместе. Алейн и Майкл. Судя по тому, что она упомянула в своих социальных сетях об их годовщине, они с Майклом, стали тесно общаться после того, как я ушла. И вскоре это превратилось во что-то большее, чем просто дружба. Я люблю их обоих и надеюсь, что они искренне любят друг друга.
Мне нравится думать, что я Сатурн, а они мои кольца, и что их притянуло в Нью-Йорк, — в мою орбиту, — из-за меня.