Если хорошо опережу лодку.

Может, кто-то и прыгнет в воду за мной, поэтому кинжал надо оставить.

Какой-то триатлон получится, в таком случае.

Но надеждам на спасение не суждено было сбыться.

Когда я начал подниматься на возвышенный в этом месте берег реки, бандиты хорошо меня разглядели и заулюлюкали. Я подумал, что они хотят лишить меня надежды на спасение, навязать свою волю и радуются, что мне некуда деваться теперь.

Но я ошибался.

Они давали сигнал другим действующим лицам и радовались, что эта часть задания выполнена и они могут перестать за мной гнаться, ведь работа для этой банды закончена.

Между кустов мелькнуло что-то рыжее, и я не успел рассмотреть нового врага, как стукнула тетива и в нижнюю часть живота меня ударила какая-то серая молния. Ноги у меня сразу отнялись, и я с ходу упал на землю, пытаясь убрать от удара пострадавшую часть живота.

Но у меня ничего не получилось.

От вспышки боли я сразу потерял сознание и очнулся от той же боли, которая впивалась мне куда-то в позвоночник. Весь низ живота у меня был мокрый, я почувствовал, что меня куда-то тащат за руки, которые уже связаны.

От нового удара спиной обо что-то твердое я опять потерял сознание и, когда очнулся, обнаружил перед своим лицом рожу Рыжего, поднявшего мою голову и злорадно скалящегося.

Я сидел, упираясь спиной в дерево, и из низа живота торчал конец болта. Я не чувствовал ног совсем и понял, что мне конец. Пришло время умереть, как бы долго веревочке не виться. Они, все-таки, достали меня.

Рыжих оказалось двое.

Один из них развязал мне руки и приказал второму поднять меня повыше, чтобы я все мог увидеть. Меня схватили за куртку и дернули вверх, я снова потерял сознание от боли. Но этот благословенный миг продлился слишком мало и вскоре я почувствовал страшную боль в лице. Я дернул головой, но деваться было некуда, сзади я упирался в твердый ствол.

— Очнулся, ублюдок. Хватит отрубаться. Тебе надо все прочувствовать на себе, — донеслось до меня через нестерпимую боль и один из палачей убрал свечу от моего носа. По ощущениям, они поджарили мне именно нос, там, где ноздри срастаются с губой.

Боль была страшная.

Но она не шла в сравнение с той болью, которою приносило мне любое шевеление и попытка вздохнуть. Где-то внутри живота зазубренный болт касался позвоночника, но благословенное беспамятство не приходило.

Между двумя этими пытками я выбрал бы свечу, теперь муки от нее казались не таким и страшными.

Я не мог свыкнуться с этим страданием и мечтал снова потерять сознание.

Но не получалось, почему то. Видно, эту чашу страданий мне придется испить сполна.