Дядя Игорь выходит на трек и говорит тост о Федоре. Долгий, эмоциональный. О любви, чести, о рвении к победе и о том, что иначе нельзя. Все это вкупе вдруг действует ошеломительно, я делаю глоток со всеми и понимаю, что уносит. Не алкоголем — эмоциями.

Глаза слезятся, бомбит от особой дикой энергетики, которой здесь пропитаны земля и воздух. Захлестывает дежавю — ситуация повторяется, вот только я снаружи, в безопасности, как Платон и требовал.

Он смотрит вперед, Агаев на — него. Платон что-то проговаривает. По губам не разобрать, что именно, но пульс частит. Атмосфера усиливает напряжение, я словно осязаю риск, жажду мести и… какой-то справедливости, что ли? Будто вокруг не чужие люди, и мне есть до них дело.

А мне и правда есть. Ведь если Федора действительно убили, если принесли так много горя этой семье, то стерпеть немыслимо. Я поражена тем, какая на Платоне сейчас ответственность. Допиваю глинтвейн залпом и прижимаю руку к груди. Потряхивает.

Платоша, давай!

Смолин поворачивается к зрителям, на миг наши глаза встречаются, и я ему киваю. Он тоже кивает и возвращается к дороге. Сердце подпрыгивает. Платон улетает вперед.

Эмоций много, они грызут живьем, топят. Я вытираю щеки.

Одновременно жарко и холодно, дурно и ярко. Разом так много всего. Я в жизни столько не чувствовала.

Музыка замолкает, и на первом круге мы все взрываемся криками, встречая Смолина. Подхватывает эйфория, она делает нас причастными, вселяет восторг, мучает одной на всех жаждой победы. Мы как пятое, но нелишнее колесо.

Окружающие становятся друзьями и семьей. У нас одна цель. Мы поразительно солидарны в желаниях.

Народ хором скандирует: «Платон!», Егор — громче всех. Поддавшись толпе, я кричу тоже. Во все горло!

Еще один круг. Потом еще. Скорость растет, кожу покалывает адреналином.

Как за Смолина болеют, господи, ни разу такого не видела! Это больше чем спорт.

На последнем круге задерживаю дыхание. Платон пересекает черту финиша первым, выигрывая буквально секунду, но этого оказывается достаточно для победы. Мы все взрываемся криками и начинаем обниматься.

Я успеваю прижать к себе трех незнакомых девиц, когда Смолин выходит из машины и направляется к нам.

Его глаза горят. На губах — максимально довольная улыбка. Он ерошит волосы и выдыхает. Мы снова аплодируем. Платон выглядит... польщенным? Счастливым? Совсем другой мужик. Будто не он бросал в скромную коллегу из столицы злобные взгляды.

Наши глаза встречаются, как перед стартом, и я улыбаюсь. В ответ он улыбается тоже.

Смотрим друг на друга. Сердцебиение зашкаливает.

Интуиция вопит: «Он сейчас подойдет!» Опаляет жаром. Сердце екает! Он подойдет, и я его поздравлю. Обязательно, потому что зрелище было крутым, честным и правильным.

И это будет началом чего-то хорошего.