— Как учил Федор.

Некоторое время они молчат.

— Элин, замерзла? — поворачивается Платон, вспомнив о моем существовании. — Малышка, прости. Иди в номер, я сейчас.

— Идите оба. Исповедь закончена, легче не стало, благодарить не буду. Эй! — гаркает Тим, обращаясь к компании неподалеку. — Мужики, а есть сигарета?

— Возьми две.

Потом спортсмены курят, оба подкашливая с непривычки. Я изредка беру сигарету Платона, чтобы затянуться.

Так выходит, что ему снова звонит мама, и на целую минуту мы остаемся с Тимофеем наедине. Когда возвращаемся с Платоном в номер, я скидываю куртку в прихожей и произношу:

— Он разрушенный до основания.

— Телефончик просил?

— Ага. Такой: «Иногда хочется поговорить по душам с кем-то хорошим. Оставишь номер?»

Платон усмехается и качает головой.

— Как бы так пасть ниже низшего? Тимофей усердный, однажды он себя добьет. Хотя с моей бывшей у него сработало.

— Вы ведь были друзьями. Вряд ли отношения с ней доставили ему удовольствие.

— Он его не ищет. Знаешь, малыш… — Платон проходит по коридорчику дальше, заходит в ванную. Моет руки, а потом включает воду, чтобы набрать джакузи. — Мы его вычеркнули, и единственно возможное сейчас общение — это конфликтные ситуации. Стычки. Которые Тим и провоцирует. Я хоть и не читал твоих психологических книжек, но мне так кажется. Забирайся, тебя нужно согреть.

— А ты?

— Не против, если вместе?

— Я буду рада.

— Тогда да.

Он тоже начинает раздеваться. Я сажусь в большую ванну, привыкаю к горячей воде, которой набралось пока едва по щиколотку.

— Мне грустно. Из-за него, — признаюсь, разбалтывая пену.