— Род Сеймона жив и ходит под рукой Всемогущего!

— Интересное дело: а почему ты в прошлый раз не воспользовался своими семейными связями?

— У дверей дома потомков моих стояли идолы…

— Понятно: не захотел связываться с такой родней. Зато теперь можешь считать этого Озру дальним родственником близкой родни потомков твоих потомков. А знаешь, почему они назначили свою встречу именно здесь? И даже сожгли жертвенного бычка на старых камнях? Потому что Озра провел целое расследование и установил, что именно с этой горы Сеймон когда-то принес Священные Плиты — первый, так сказать, письменный договор с богом. Так что, в принципе, можешь к ним спуститься, сказать, что ты и есть тот самый Сеймон, и попросить почитать тебе Свиток.

— Конечно, я так и сделаю!

— Ты что, шуток не понимаешь?! Идет политическая игра: тебя к ней и близко не подпустят! Сиди и не рыпайся!

— Кажется, я слышу голос Всемогущего в сердце своем: «Ты должен идти, Сеймон, и через тебя верну я к жизни заблудший народ сей!»

— Опять желаешь творить историю? Ну и твори! А я пошел. Будем прощаться!

Он даже не столько спешил увидеть Николая, сколько хотел наконец вырваться и начать освобождать память от груза ненужных ему подробностей жизни этого мира. Уже поднявшись наверх, в белесое марево межвременья, Вар-ка вспомнил еле заметное чувство вины, исходившее от Мишода-Сеймона при прощании. Его охватило смутное беспокойство: что-то он сделать хотел, но забыл… Что?

Вар-ка вспомнил, тут же бросил рюкзак и побежал обратно вниз: он забыл забрать зажигалку!

«Ну конечно: Мишод помнил о ней, но промолчал и поэтому чувствовал себя слегка виноватым. Чем это может грозить? Да скорее всего ничем: с ее помощью покажут пару-тройку чудес, а потом уничтожат. Или сделают из нее священную реликвию, но… Но все равно надо забрать, как говорится, от греха подальше! И никогда больше не таскать с собой такие вещи! Ч-черт, сколько же там могло пройти времени? Несколько часов?»

По всей видимости, здесь прошло не 2-3 часа, а, наверное, день-два или больше. Недалеко от жертвенника теперь красовалась роскошная палатка, сшитая из разноцветных полос тонкой материи. Внутри кто-то бубнил незнакомым голосом, а у входа стояли два огромных темнокожих охранника в набедренных повязках до колен, с короткими мечами на поясе и с копьями в руках. Этих ребят Вар-ка видел в свите Озры. Он не пытался заговорить с ними, так как решил, что они не местные. И, как оказалось, правильно сделал: в ответ на приветствие один из воинов продемонстрировал свой рот — языка в нем не было.

Голос гостя, однако, услышали в палатке и отдали приказ пропустить. Пришлось идти…

Отправившись на разведку, Вар-ка притворился несчастным путником, который отстал от своего каравана, заблудился в пустыне и был ограблен разбойниками. Он общался со слугами и господ видел только издали, но теперь их узнал. Вокруг роскошного блюда с фруктами на низких скамеечках восседали Намия, Озра и… Сеймон! Да-да, именно Сеймон, а не какой-то там малоизвестный Мишод — это видно без очков! Кроме того, в палатке присутствовали еще два полуголых темнокожих охранника — тоже, вероятно, немых.

Вар-ка успел заметить возле Озры несколько свитков — длинных полос то ли бумаги, то ли пергамента, намотанных на короткие палки с резными набалдашниками — и склонился в поклоне. Разгибаться он не спешил, так как пытался почувствовать эмоциональное состояние присутствующих: «Похоже, что Озра с Сеймоном исполнены горделивой радости, а Намия пребывает в унынии. Неужели эти двое успели скорешиться против него?»

— Тот ли это человек, о котором говорил ты, великий Сеймон?

— Это, безусловно, он, мудрейший Озра. Имя его — Вар-ка.

— Преломи с нами хлеб, странник… Вар-ка. И подними глаза свои, ибо унижающий себя — да возвысится!

Вар-ка разогнулся, медленно шагнул вперед, злобно взглянул на Сеймона и протянул руку ладонью вверх. Сеймон смущенно отвел глаза. Пришлось смотреть на Озру. Это продолжалось неожиданно долго. Наконец книжник заговорил:

— Почему-то мне кажется, странник, что ты очень умен, а робость твоя фальшива, как эта вага, сделанная из глины и покрытая позолотой. Не стоит пытаться обмануть старика. Догадался ли ты, о чем я хочу спросить?