— Ты гадай, — разрешила старуха.

— Значит, это Василий, — повторил Иванов и выжидающе посмотрел на старуху.

— Он, он, — согласилась баба Нюра.

— Валет и десятка… и особенно червей… означают интерес… Денежный интерес! Тут и «Жигули», и прочее такое… Кажется, сходится?

— Сходится, сходится, — с готовностью подтвердила баба Нюра.

Иванов непроизвольно покосился на снимок и на этот раз нашел в чертах. Василия нечто приятное. «В сущности открытое, доброе лицо. А то, что хочет завести «Жигули», даже похвально. Кому, как не шоферу сидеть за рулем собственной машины?»

Гадание робко тронулось с места и снова покатилось под горку, постепенно набирая темп. Иванов поднял семерку пик.

— Что тут у нас?.. Хлопоты!.. О чем же он хлопочет?.. Посмотрим, посмотрим… Ага!.. Ваш сын, надо сказать, не калымщик, не рвач. Его девиз: и себе, и в первую очередь государству!

— Он такой. Все отдаст, — поддержала баба Нюра. — Только бы не пил.

— Об этом после… Значит, что произошло? — Иванов незаметно увлекся. — Он придумал очень ценное усовершенствование для мотора… Я не знаю что именно. Но что-то связанное с экономией бензина… Это мотор вот, — Иванов показал шестерку пик. — Надо сказать, у них там, на Севере, с горючим большой перерасход. Его бы, Василия, за смекалку носить на руках, но… — Иванов разыскал пикового туза, — но директор базы оказался ретроградом!

— Ах ты, господи!

Иванову почудилась некая искусственность в ее вздохе, но он отнес ее на счет бабкиной темноты. Не знает слова, и потому не ведом ей производственный конфликт, в который влетел Василий.

— Ретроград — это человек, боящийся всего нового. Будучи таким, директор сунул предложение под сукно. Ваш сын ткнулся туда, написал сюда, да всюду то ли директоровы дружки, то ли те, кто зависит от его автобазы. Следовательно, хлопоты оказались не просто хлопотами, а хлопотами пустыми. Семерка бубей означает пустоту, тщету!

Бабка Нюра, сокрушаясь, качнула головой.

«Молоток, Иванов! Она верит! И теперь схватит все, что ни дай!» — похвалил он себя, тряхнув студенческой стариной.

— Но производственный конфликт только полдела! — предупредил Иванов. — Роковая любовь! В прошлом веке — графиня. В нашей действительности разведенная продавщица из ОРСа. — Он предъявил даму пик. — Она отвернулась от вашего сына в трудный для него час! Так Василий был отвергнут руководителем и предан любимой женщиной!

«Не слишком ли я? — одернул себя Иванов, но старуха Нюра слушала, глядя ему в рот, будто речь вели о постороннем человеке. — Ну и нервы у бабки! Видно, зря мы за нее боялись».

— Отчаявшись, — продолжил он зазвеневшим голосом, — ваш сын бросился на берег океана. Вот океан! Девятка треф! Да, баба Нюра, сон вас не обманул. Бедняга решил свести счеты с неудачной жизнью. Короче: утопиться!

— Неужто сам? — усомнилась баба Нюра.

— Он был во хмелю… Я забыл сказать, что Василий еще до этого завязал со спиртным, но теперь, потеряв голову, снова обратился к зеленому змию… Спокойно, баба Нюра, спокойно, — на всякий случай призвал Иванов. — Мы-то с вами знаем: зима, океан Ледовитый. Верно, баба Нюра, знаем?