Когда я прибыл в Алленвуд, там меня встретило множество евреев. От Федерального бюро тюрем они получили право держать отдельную, кошерную кухню.
Я немедленно вызвался на работу в кошерной кухне. Я хотел с самого же начала показать себя набожным человеком, что позволило бы мне получить право на религиозные отпуска, по семь дней дома каждые три месяца.
Вскоре я разузнал, как выбираться домой еще чаще. Карен поддерживала связь со знакомым раввином, который писал в Алленвуд, испрашивая для меня разрешения покидать колонию на три дня для религиозного наставления.
Руководство тюрьмы всегда благоговело перед запросами священников. Именно таким образом мы получили в Алленвуде вторую кухню, а чернокожие заключенные смогли поддерживать исламский пост и молитвенные дни.
Стоило мне добиться религиозных отпусков по выходным, как все остальное устраивал местный раввин.
Он был пройдохой. Работал с заключенными Алленвуда уже пару лет, и у него ты мог купить себе любое предписание. В Алленвуде находился с десяток парней, которые проходили по его программе, состоящей в том, что он отводил их на молитвенные собрания в местный мотель, где они получали религиозные наставления и отдыхали.
Я понимал, что за разумную цену раввин мог устроить и что получше. Спустя пару недель я устроил все так, что по утрам в пятницу он сажал меня в свой девяносто восьмой олдсмобиль, и мы, как угорелые, мчались в Атлантик-сити, где я встречался с Карен и ребятами, и все выходные мы проводили в играх и застольях.
Раввин брал штуку за выходные, и мне приходилось оплачивать его проживание в гостинице. Он так старался угодить, что спустя пару поездок я включил в религиозные выходные Джимми.
После того как Джимми перевели в Алленвуд, я нечасто с ним виделся. Бёрка определили в другое общежитие и к тому же включили в бригаду смотрителей газона. Но я подключил его к религиозной программе, и когда наступала пятница, мы мчались в Атлантик-сити, где все было, как в старые добрые времена.
Я также вошел в программу местной Молодежной Торговой Палаты, поскольку нас вывозили в пятидневный отпуск каждый месяц. К тому же в одно из воскресений месяца для нас читали лекции в местном отеле, где обучали тому, как вновь открыть бизнес.
Большинство из руководителей палаты были людьми с добрыми побуждениями и искренними, но были и иные, и у меня ушло немного времени, чтобы выяснить, кто готов за пару сотен долларов отвернуться в сторону.
Вскоре я подписался на все программы. В один месяц мне удалось собрать столько отпусков, выходных и религиозных дней, что колония даже задолжала мне один день.
Если мне требовалось забрать таблетки или наркотики, то я всегда мог заплатить одному из охранников пятьдесят долларов, и он выводил меня из колонии после своей смены и переклички в половине пятого, а затем приводил обратно, когда возвращался на работу к утренней перекличке. Никто не задавал лишних вопросов.
Охранникам не приходилось подписывать никакие бумаги. Таким образом, некоторые из них просто срубали немного левых деньжат, и никто не собирался об этом докладывать. Обычно я наказывал Карен снять номер в одном из близлежащих мотелей. Мне нравились мотели с внутренним бассейном.
В длительные пятидневные отпуска я просто ехал домой. А почему бы нет? Карен или кто-то из парней встречали меня в одном из мотелей, где Торговая Палата проводила свои семинары, а мой руководитель лишь делал мне ручкой на прощание.
Через несколько часов я уже был дома. Спустя некоторое время я стал так часто наведываться домой, что большинство соседей верили, будто меня отпустили на год раньше".
12-го июля 1978-го года Генри Хилла досрочно освободили за примерное поведение. Согласно докладу Федерального бюро тюрем, поведение Генри Хилла характеризовалось как идеальное.
Генри принимал участие в воспитательных и образовательных программах. В течение всего срока он отличался безукоризненным поведением. Он превосходно вписался в исправительную программу и принимал участие в общественных работах и религиозных программах, созданных с целью помочь сокамерникам.
Во время бесед с тюремным персоналом, социальными работниками и психологами Генри вел себя обходительно и всегда был готов сотрудничать. Он казался зрелым и уверенным в себе человеком. У него были крепкие семейные узы, и по выходу из тюрьмы ему гарантировали работу с окладом в двести двадцать пять долларов в неделю в качестве менеджера лонг-айлендской компании неподалеку от его дома.
Конечно, тюремная администрация и понятия не имела, как умело Генри манипулировал и эксплуатировал их систему. Как и не знала того, что его новое место трудоустройства не требовало выхода на работу, а предоставил его Поли Варио.