Сейчас девять вечера, среда, и я только что уложила троих сыновей в кровати. Я сижу за столом с чашкой чая и открываю черновик нового романа. В небе за облаками видны очертания луны, ветер воет за окном моего кабинета. Слышно, как ветви старого клена поскрипывают на ветру и скребутся о стены дома – идеальная ненастная ночь.
Сегодня я работаю над главой, где герой столкнется с чем-то ужасающим, и, чтобы войти в нужное настроение для такого эпизода, делаю то же, что обычно: вспоминаю самую жуткую ночь в жизни – ту, когда моя семья вошла в близкий (слишком близкий) контакт с убийцей.
Это опыт, который оживляет каждую когда-либо написанную мной страшную сцену – каждый вопль, скрип двери, воображаемого бугимена, крадущегося во тьме. Приглядитесь, и вы почувствуете его дыхание в соленом ночном воздухе моей первой книги «Фиалки в марте»; услышите его эхо в криках героини «Земляничной зимы». Истина в том, что я обязана большей частью моего понимания тревоги и страха одному чудовищному переживанию 1990 года.
Я была двенадцатилетней девчонкой с хвостиком на голове, розовой магнитолой на комоде и непотревоженным чувством мира и безопасности. Родители запирали на ночь двери, мы молились и ничуть не тревожились. Ни капли. Но однажды к нам подползла черная тень.
Я все еще помню выражение маминых глаз в тот момент, когда она вошла в дверь с бумажным пакетом в руках. Она поехала за продуктами с моим младшим братом, и именно там, на парковке супермаркета Safeway в Силвердэйле, Вашингтон, какая-то машина врезалась в ее фургон. Водитель вылез из авто, чтобы изучить повреждения – здоровенную вмятину сзади. Она запомнила его как отрешенного и взвинченного субъекта. Увидев его бесстрастные темные глаза, мама крепче прижала к себе моего братика – и еще причиной стал, как ей показалось, запах алкоголя в его дыхании.
Они договорились обменяться информацией для получения страховки, и мама нацарапала свое имя и номер телефона на клочке бумаги. Мужчина сунул его в бумажник и уехал. Вроде бы типичная сценка небольшой аварии, за исключением того факта, что тем же вечером, после остановки у бакалейного магазина, где он приобрел две упаковки пива, мужчина убил двух человек, и еще двух – на следующий день.
Назавтра к нам приехали полицейские. Они хотели знать, почему бумажку с маминым именем нашли в доме человека по имени Дэвид Дризпол[4]. Мама рассказала про инцидент, а потом выслушала их, и когда все узнала, пришла в ужас.
Как сообщил офицер полиции, Дризпол был вооружен и опасен. Он разыскивался за убийство, и служителя порядка опасались, что его буйство еще не закончено. Фактически, с их слов, существовал реальный шанс, что Дризпол придет и за нами.
По совету офицеров мы все в тот день спрятались. Мы временно перебрались в пустовавший дом дедушки и бабушки – они жили по соседству, но в тот момент путешествовали. Огни пришлось приглушить, двери – запереть, а папа дежурил около парадных окон.
В ту ночь пришел шторм. Разъяренные волны разбивались о берег, выл ветер, а мы сбились в кучку, гадая, не крадется ли в тенях безумец. Моя сестренка, братья и я вцепились друг в друга. Не думаю, что папа вообще спал. Каждая капля дождя, угодившая в окно, каждый кошачий вопль в ночи – в моем воображении это был Дризпол.
На следующее утро встало солнце, поднялись и мы – невредимые. Тогда же мы узнали, что после убийства последних жертв Дризпол покончил с собой.
Темная тень миновала, но опыт врезался в мою память. Теперь, спустя более чем двадцать лет, я часто возвращаюсь в мыслях к той ночи и стараюсь припомнить незамеченные детали, например, страх в глазах отца или то, как мебель отбрасывала большие неровные тени на стены.
Дело вот в чем: все твердят, что писать нужно о том, что вы знаете. И это проверенный и мудрый совет, который каждый автор слышит в определенный момент карьеры. Но, как я выяснила, чтобы поднять свои книги на более высокий уровень, еще лучше – просто описывать то, что вас пугает, и даже настойчиво преследует.
Другие авторы также считают страх эффективной музой. Кристин Ханна рассказала, что ранняя смерть ее матери, воспринятая как самый трагичный момент жизни – это двигатель всех ее книг. «В своих книгах я мысленно ищу женщину, с которой так хотела бы побыть еще, узнать ближе, – говорит она. – Эмоциональное воздействие от потери моего путеводного света – это и есть основание всего, что я делаю как писатель».
Не всегда приятно или легко ворошить глубинные страхи ради литературных целей. К примеру, в книге «Земляничная зима» я бросила себе вызов: будучи мамой троих маленьких мальчиков, вообразила, на что это похоже – потерять дитя, испытать наяву самый глубокий и навязчивый страх. Были моменты, когда я не могла написать ни строчки из-за чистейшего ужаса. Но, встретившись лицом к лицу со своими страхами на страницах романа, я создала историю, которая кажется мне правдивой.
Точно так же в романе «Последняя камелия» я поместила героиню в старинный английский особняк – в одиночестве сидеть взаперти, чувствуя, как поблизости рыщет безумец и зло просачивается сквозь каждую щель в оконной раме. Буду честной: я была вне себя, когда это писала. Меня жутко раздражал этот эпизод, потому что я всю жизнь боялась остаться одна, а еще потому, что снова перенеслась в ту страшную ночь 1990 года. Если честно, в какой-то момент я поняла, что у меня нет сил закончить. Но я это сделала. Думаю, страх, пролившийся на страницы, сделал эпизод правдоподобным для читателей.
Сейчас на доске в моем кабинете висит надпись: «Пиши о том, что тебя пугает». Я поняла, что использование тяжелых переживаний – будь то страх потери или блуждающий бугимен из детских воспоминаний – очень обогащает истории.
Многие люди спрашивают у меня, как стать популярным писателем. Они желают узнать мои секреты, способ найти агента, способ опубликоваться или отыскать идеи. Я знаю, мир слов может показаться пугающим, даже неприступным. Я полностью понимаю вас, и я тоже через это прошла! К сожалению, слишком многие начинающие авторы совершают ошибку: они ищут короткие пути вместо того, чтобы делать единственно нужную вещь – тяжко трудиться. На самом деле, кроме моего причудливого воображения (которое мой друг Бен обозвал «чудацким»), я обязана карьерой вот чему – заднице в кресле и рукам на клавиатуре. Конечно, существует много подсказок, советов и методик, но очень многие люди забывают, что все это лишь подспорье для хорошей работы, а для ее завершения нужно… работать!
Думаю, многие воображают, что жизнь писателя – это сплошной гламур. Наверное, вы представляете меня, стучащую по клавиатуре ноутбука в идеально прибранном кабинете, в каком-то классном навороченном кресле, с горячей чашкой чая на столе, и фоном играет классическая музыка – слова так и льются. Но правда такова: жизнь писателя зачастую мучительно неприглядна. Я часто пишу среди хаоса (дети орут где-то на заднем плане, или я не выспалась и вскочила по будильнику в шесть утра, чтобы успеть к сроку сдачи).