Три года прошло, ничего не изменилось.

– Думаю, надо дать ему понять, что все кончено. Примирить Якоба с мыслью, что ее больше нет. Помочь обрести целостность, насколько это возможно для близнеца. Решиться сказать ей «прощай», окончательно. Оплакать ее, наконец. Перестать закрывать глаза на то, что случилось. И это нужно нам всем, мне и Марии прежде всего.

Эверт Гренс понимает, о чем он. Решиться, наконец, сказать «прощай», решиться оплакать. Но он пришел сюда именно за тем, чтобы уговорить их не делать этого. Пока, во всяком случае.

– Мы пытались…

В усталых глазах мелькнуло отчаяние. Отец перешел на шепот, чтобы сын не мог расслышать его слов за громкими звуками рисованного мира.

– Мы меняли обстановку, переезжали даже, но… это ничего не дало. Новые комнаты обставлялись по образцу старых. Тех, в которых они жили раньше, и так, будто она там тоже жила. Только бы у нас получилось похоронить ее, проститься навсегда. Если бы Якоб думал о сестре иначе, это дало бы ему возможность идти дальше.

Нетронутые детские комнаты-музеи, чьих обитателей давно нет на свете. Все это Гренс видел и раньше в домах убитых горем родителей. Как будто переставить мебель или упаковать вещи означало для них соучастие в преступлении. Но здесь другое. Не родители стремились остаться в прошлом, а ее семилетний брат-близнец.

– Между близнецами существует особая связь, так подсказывает мне опыт. Иногда они… просто чувствуют друг друга – беспокойство или когда угрожает опасность. Знают, жива их половинка или нет.

Эверт Гренс смотрит на мальчика, который живет в комнате, предназначенной для двоих.

– И это одна из тех вещей, которые нам не дано постичь.

Отец медленно кивает:

– Вы правы. Это очень похоже на то, что мы наблюдали у Якоба и Линнеи. Но комиссар, Якоб ведь не только брат-близнец. Он самостоятельная личность и должен позволить себе жить собственной жизнью. Жить, оставив в прошлом эту смерть.

– Все, о чем я прошу вас, – отозвать прошение об объявлении ее мертвой. Сколько времени вы можете мне дать? Месяц? Неделю? Дайте же мне возможность попытаться. Потому что я считаю, что вы ошибаетесь, а Якоб прав. Что рано сдаваться.

Отец не отвечает. Даже не оглянувшись на Гренса, выходит из комнаты и по лестнице спускается на кухню, к жене. Там и застает его Гренс макающим в кофе очередную булочку.

– А теперь я хотел бы получить объяснения от вас, комиссар.

– Какие объяснения?

– С какой стати… – Ноль эмоций в голосе – холодный деловой тон и предельная собранность, – с какой стати это вдруг стало вам так интересно?

– Потому что это дело связано с другим, более ранним. По всей видимости, во всяком случае. И потом, завтра будет поздно.

– Ну хорошо, я переформулирую вопрос. Почему это так важно именно для вас?

Эверт Гренс смотрит в пустоту перед собой. Он явился сюда, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них.