Глава 6

Сегодняшний день начался со сцены «Княжич гневаться изволит». А все потому, что кто-то безусловно альтернативно одаренный додумался отправить артиллерийские наряды вперед «дабы времени не терять», чтобы конница, которая будет составлять основной костяк моего не слишком великого войска, но по мнению практически всех заинтересованных лиц, достаточным для взятия Твери, могла их догнать уже в походе. Стоявший передо мной мужик с всклоченной бородой мял в руках шапку, которую надевал не для того, чтобы тепло ушам дать, летом, ага, а для того, чтобы свою косматую шевелюру сберечь. Шапка была в нескольких местах прожжена, и, судя по нескольким проплешинам на голове мужика, не слишком-то и уберегала его от огня. Эта проклятая шапка буквально приковала мое внимание. Пока я орал, то постоянно смотрел исключительно на нее.

— Яков, ты можешь мне ответить, кто отдал приказ забрать еще не испытанные пушки и свезти их из Пушечной избы? — спокойно, Ваня, вдох-выдох, вот так. Может вполне случиться, что это никакая не провокация, а просто недоразумение. Но, черт бы всех подрал, уж насколько я не интересовался именно военным аспектом истории, но и то прекрасно понимаю, что взять в бой пушку, из которой ни разу до этого момента не стреляли — это форменное самоубийство. Почему, ну почему нигде нет ни слова об этой кампании? Ее словно вырвали из истории, старательно уничтожили, убрав из всех летописей. Что в ней было такого, что нужно было всенепременно скрыть? Чья репутация не должна была пострадать ни при каком раскладе? Что, мать вашу, в простейшем походе для усмирения взбрыкнувшей Твери, произошло?! Такие походы на Тверь едва ли не ежегодными были, что-то вроде учений по быстрому сбору войску и тренировки в начале осады. Потому что всегда Тверь сдавалась без боя, всегда, без известных мне исключений.

— Ну так, княжич, Иван Иваныч, — Яков поднял на меня свои выцветшие от постоянного жара голубые глаза и вздохнул, тиская шапку еще интенсивнее, чем сразу же привлек мое внимание к этому проклятому предмету, — я ж откуда знаю? Приехал боярин какой-то, давай мне в рожу писулькой какой-то тыкать, а мы грамоте не обучены, никто. Ни я, ни Васютка, ни Ванька, ни, прости господи, Федька. Так я и сказал боярину, что, мол, не смогу прочесть то, что на бумаге накалякано. Тогда он на словах волю передал, забрать все новые пушки и ядра к ним. А кто я такой, чтоб препятствия боярину чинить?

— Чью волю этот боярин тебе передал? — прорычал я, чувствуя, что еще немного, и кого-нибудь придушу. Просто схвачу за горло и придушу.

— Так твою волю-то, — Яков смотрел на меня, хлопая обгоревшими ресницами, явно не понимая, что я от него требую. Спокойно, Ваня, мастер нисколько не виноват, что при московском дворе что-то явно назревает. Он и слова-то такого «интрига» не знает.

— Яшка, говори мне только правду, — я потряс у него перед носом указательным пальцем. — Ядра-то хоть хорошо по стволам идут?

— Дык, каждое самолично проверял и перепроверял, княжич, — во взгляде мастера мелькнуло возмущение, что я вообще мог о таком кощунстве подумать, как неподходящие для пушки ядра.

— Так, хорошо, это хорошо, — я потер лоб, пытаясь понять, как выйти из положения, в которое попал. Пушки были новые. Нет, они были не просто новые только что сделанные пушки, они были принципиально новые, потому что были медные, а не железные, и отлитые, а не кованные. В плане прогрессорства — это хорошо. А вот в плане битвы, не очень, потому что, сука, они не прошли полевых испытаний! Ни из одной из тех пушек, что уехали в обозах к Твери, еще ни разу не стреляли! И что в этом случае может пойти не так, правда ли? А ведь прошли всего лишь сутки после объявления похода на Тверь. И князь обещал мне повременить с ним, пока не убедится, что я достаточно здоров для этого похода. Но войско собирается такими темпами, словно на Москву Орда прет на всех парах. Яков тем временем переложил шапку, на которую я продолжал смотреть в другую руку, заставив меня встрепенуться. — Яшка, еще есть пушки в Пушечной избе?

— Дык, четыре остались. Старые, железные еще. Одна медная, которую я тебе и великому князю показывал, да к фитилю которой великий князь собственной рукой факел поднес. Да ты сам помнишь о том, княжич, ведь вместе мы на том поле были, — я кивнул, что, мол, да, помню, вот речь не об этом сейчас идет.

— Собирай все пять. Еще одним обозом потащим. Ядра к ним собери. Самого тебя с собой я не возьму, дел у тебя много, великому князю пушки дюже нужны, а вот двух подручных своих со мной отдашь. Кто тебе больше не жалко, того и соберешь вместе с пушками, — ко мне подбежала какая-то девчонка из дворовых, я не обратил на нее внимания, и протянула мне корзинку с пирогами. Я невольно нахмурился, вспоминая, когда я просил перекус, но быстро отбросил это дело, потому что могу и не вспомнить. Я со вчерашнего дня, кроме тех купленных пирогов ничего не ел, поэтому вполне мог и приказать, жрать-то хочется, да так, что живот сводит. Не глядя, схватив первый попавшийся под руку пирог, я принялся трясти им у опешившего Якова перед носом. — Тебе все понятно?

— Да как не понятно-то, понятно, — он кивнул и нахлобучил на голову свою мятую-перемятую шапку. — Федьку отправлю, да Ваньку.

— Отправляй, — я махнул рукой и поднес пирог ко рту, чтобы откусить кусок, но тут во двор вышел князь Холмский и я, опустив руку, поспешил к нему. — Здравствуй, боярин, вот ты-то мне и нужен, — я зло посмотрел на прославленного полководца.

— Здравствуй, княжич, — Холмский улыбнулся, окинув меня пристальным взглядом. — Вижу я, лучше тебе сегодня. Не мучат больше боли?

— Твоими молитвами, боярин, не иначе, — я в свою очередь смотрел на него, забыв даже про пирог, зажатый в руке. — Я тоже много чего вижу, особенно вижу, что ты, боярин, не отговорил великого князя обождать пару деньков, а как стращался сделать это, как стращался. Или у тебя свой резон в походе на Тверь имеется?