Он старался говорить небрежно, будто его совсем не волновало, что я отвечу. Однако мне показалось, что за нарочитой небрежностью скрывается тревога. Юра тоже видит и слышит что-то, но не говорит мне из-за упрямства?

Я взяла с полки и подала ему листы бумаги.

– Полюбуйся.

Муж стал рассматривать тронутые временем страницы. Листы были вырваны из ученических тетрадок и альбомов.

– Это детские рисунки, – сказал он. – И что?

– Смотри внимательнее, – посоветовала я. – Приглядись, кто нарисован. В здании, как тебе известно, находился круглосуточный детский сад. Дети жили с понедельника по пятницу и явно что-то видели по ночам. И днем, наверное, тоже.

В коробках и ящиках под лестницей я обнаружила, по правде сказать, горы хлама. По всей вероятности, после закрытия детского сада и передачи здания методическому центру все ценное и важное увезли, а вот старые меню, какие-то мелкие распоряжения, расписание занятий, детские рисунки, рваные книжки и прочее просто свалили под лестницу, собираясь выбросить. Но руки так и не дошли.

Я несколько часов разбиралась с этим барахлом, пристроив на лоб Юрин фонарик (такие используют шахтеры и строители, муж тоже купил, на мое счастье). Таскать коробки наверх, чтобы разобрать все при свете дня, я не рискнула: они были тяжелыми.

Ничего ценного найти не удалось. Кроме двух вещей. Первое – рисунки, которые рассматривал сейчас Юра. Второе…

Это была тетрадка в клеточку, которую я спрятала в комнате Ксюши, среди ее игрушек: запихнула в мягкое брюшко плюшевого медведя. Знаете, бывают такие мягкие игрушки, с замочком.

Записи делала одна из нянечек, молодая девушка. Почему я не показала записи Юре? Пока была не готова сделать это, прежде хотела прочесть сама. Если там ничего полезного нет, это одно. Но если есть, я должна узнать первой, обдумать, подготовиться к разговору. Глупо, быть может, но это было мое собственное расследование, Юра мне никогда не верил. Так что, если доказательства моей правоты существуют, я сама преподнесу их ему.

Прочитать тетрадку я не успела, слишком много времени убила, разбирая документы, поэтому решила сделать это завтра, когда Юра отправится на работу. Пусть изучит рисунки, тем более что они тоже весьма красноречивы.

Всего их было шесть. В коробках нашлось много образцов детского творчества, но нечто напоминающее увиденных мною гостей из прошлого оказалось только на этих шести. Нарисовали их три разных ребенка, судя по манере рисовать.

Подписан был только один рисунок, весьма схематично изображающий старуху в черном длинном платье с брошью возле ворота. Старуха стояла с поднятыми кверху руками, подпись гласила: «Калдуня». Некий Саша нарисовал колдунью, и он видел ее, иначе откуда брошь? Это характерная деталь.

Два следующих изображения были нарисованы другим ребенком, использовал он только черные и красные карандаши, рисовал ломаными линиями. Будь я психологом или педагогом, задумалась бы о его психической стабильности.

Юный художник изобразил целый ряд фигур: на первом рисунке – три, на втором – четыре. На первом был мужчина в высокой шляпе, женщина в длиннополом одеянии, а между ними – ребенок, девочка. У всех были красные губы, красные глаза и красная обувь, а еще была алая надпись «Миртвицы». Второй рисунок примерно такой же, только ребенка посередине – два, мальчик и девочка. Взрослые были показаны маленькими, а дети – огромными. Второй рисунок назывался «Луди умирли».

Три последних картинки были нарисованы то ли страшим по возрасту воспитанником, то ли просто более одаренным в плане изобразительного искусства. Пользовался художник всем спектром красок, который был в арсенале: изображения когда-то были яркими, хотя сейчас сильно выцвели.

На первом рисунке была девочка, похожая на принцессу – пышный наряд, волосы до пояса, большие глаза. Она стояла на верхней ступеньке лестницы, и можно было подумать, что это просто фантазия, но подпись не оставляла сомнений: «Девочка Дама жывет унас в садики».

Еще был рисунок той же «Девочки Дамы» рядом со старухой – уже знакомое темное платье и брошь. Желтое лицо, похожее на череп, скалится в улыбке, открывающей зубы. Жуть жуткая. Совершенно не обладаю талантом художника, но, если бы потребовалось нарисовать ту старуху, что я видела в подвале, изобразила бы ее похожим образом. Захотела бы подчеркнуть неестественный цвет кожи, черную дыру безгубого рта, худобу. Никаких сомнений: ребенок рисовал не ведьму из своих фантазий, а то, что видел в реальности.

Последний рисунок изображал опять-таки «Девочку Даму». Она была в комнате, где тесными рядами, почти вплотную друг к другу, стояли восемь кроватей (должно быть, одна из спален). Девочка как бы парила над ними, а на кроватях лежали дети (ручки и ножки-палочки, овальные тела и круглые головы, тут художник в подробности не вдавался).