— Что они тут забыли?

Ответить она не успела; стук наших каблуков о булыжники уходящей к центральной площади улицы привлек внимание главного из полицейских. Он повернулся к нам, сделал насколько шагов навстречу, как видно, стесняясь своей неуставной перебранки с подчиненными. На удивление молодой, лет двадцати пяти, погон по виду офицерский, но при этом пустой, без ромбиков. Как же его называть?

— Лейтенант Клюгхейм, — представился полицейский, рассеяв мои сомнения по поводу звания. — Прошу вас соблюдать осторожность.

— Простите, герр Клюгхейм, — начал я, пытаясь понять, о чем вообще идет речь.

Недалеко стукнул очередной выстрел, в это утро совсем уже знакомый и привычный, я не обратил на него внимания, зато лейтенант резко отпрыгнул назад:

— Donnerwetter!

В первый момент я остолбенел, а затем… Саша со стоном повалилась на мостовую, я едва успел подхватить на руки ее падающее тело. Прямо перед моими глазами, под ключицей, багровела страшная рана, по блузке стремительно расплывалось кровавое пятно.

— Нет, Саша, нет!!!

В голове распахнулась гулкая пустота. Мир вокруг растворился в хмари. Осталось лишь стремительно сереющее лицо любимой.

— Пусти! — седоусый полицейский буквально вырвал Сашу из моих рук.

Возмутиться я не успел; аккуратно усадив бесчувственную Сашу на тротуар, спиной к стене дома, седоусый сразу же принялся ее перевязывать. Посыпались короткие команды: «режьте блузку, голову набок, следите за языком». Я бросился помогать, но одетые в зеленую форму парни оттеснили меня в сторону:

— Справимся без вас, Густав служил санитаром на Западном фронте.

— Она жива?

— Да, — на секунду оторвался от ваты и бинтов седоусый. — Навылет, через легкое.

— Это страшно?

Глупый вопрос повис без ответа.

— Простите, ради бога, — воспользовался заминкой лейтенант. — Верно, они целились в меня.

— Кто?! Кто стрелял?

— Пруссаки,[238] из ратуши, — лейтенант упер взгляд в приколотый к моей груди значок НДСАП, недобро дернул щекой, хмыкнул, затем махнул рукой в строну угла: — Полюбуйтесь сами.

Я выглянул за угол; улица, через которую мы с Сашей переходили перед злосчастным выстрелом, упиралась в центральную городскую площадь. На противоположной ее стороне, как раз напротив, метрах в полтораста, красовалась свежевыбеленным фасадом местная гордость — четырехэтажная ратуша. Над ней, на высоко вздернутом в небо флагштоке, развивался красный флаг с черной свастикой в белом круге.