Исправник развернул планшетку, обычную кожаную, выудил огрызок карандаша, — Борис Антонович, вы тело обнаружили 22 августа в 9:30 утра.

Не понятно, то ли вопрос это, то ли утверждение.

— Ну чего, ну, проснулся, одеваться, а его нет. Ну я это, громко крикну, потом его нет. Ну и это, а он там.

— Ага, Борис Антонович, дальше что было, пожалуйста, каждую мелочь.

— Да что, то было то. Вот, сам я.

Усы исправника поползли в стороны, — Как, чего сам?

— Ну сам, сам это, штаны надел.

Исправник что-то покарябал в блокноте, — Утверждают, что кричали вы сильно, так что весь этаж сбежался.

— Да брешут, вот, что там вскрикнул разик. Да и не вскрикнул даже, а так.

— Ага, понятно. А скажите, Борис Антонович, вы криком подзываете дядьку, или в колокольчик звоните? Вот же у вас на столе колокольчик.

Дался ему этот колокольчик, — Да, в колокольчик, чего. К столу вот вставать надо. А утром с кровати, вот.

Госпожа Милослава, я попрошу Бориса Антонович, извольте, покажите как увидали и стояли как.

— Ну чего, ну, — нехотя поднялся, покосился на родительницу и поплёлся к двери.

Матушка подала голос, — Не трогали ничего там, барон то не велел. Все как в первый день, только тело забрали, ваши же, это открытие делать.

— Вскрытие, ваша милость. Так положено причину смерти устанавливать.

— Чего заладил, понятна причина, повесился же!

Исправник осторожно поправил, — Наше дела маленькое, госпожа Милослава, инструкции. Повесился — это не причина, способ это.

Я толкнул дверь в смежную комнату. Крюк на потолке с обрывком верёвки — красноречиво весьма. Обычная комната, как в коммуналке, она же и спальня, и кухня, и мастерская, и ещё нерадивый знает что. Табуретка на боку. Прикрыл глаза, втянул воздух. Нет запахов, вообще никаких, как в стерильной лаборатории. Не бывает так, тут человек жил, трудился. А может нос у меня не годный ни на что, хотя, когда блевал в унитазе запашок чувствовал.

Я развёл руками, — Ну, вот, это.

Высоченный потолок, как и у меня, метров пять. Если ничего не трогали, то с такой табуретки до крюка не достать. Оглядел комнату — стол у окна, массивный, в одиночку не сдвинуть. Пол чистый, свежих царапин нет. Койка хлипкая. Нет тут ничего, чтобы такую верёвку в одиночку привязать. А не помогли ли моему дядьке? И никому такая мысль не пришла? Если калоши в нос, то почти на уровне роста висел. Как тогда на табуретке стоял, тут что дебилы все?